Информация о РАПН
История РАПН
Обновления библиотеки РАПН
 под науч. ред. О.С. Пустошинской, Сквозь национальные границы: актуальный взгляд на дипломатию негосударственных акторов: монография / 18.02.22 | | Зазнаев О.И. , Фарукшин М.Х., Этнические аспекты политических институтов и процессов / 12.01.22 | | Ильичева Л. Е., Лапин А. В., Стратегии социально-экономического развития регионов в ракурсе национальных целей и приоритетов: Политический анализ / 23.12.21 | | Санников С.В., Структурируя квинотавра: тератократия, дискурс господства и семиозис власти в раннем Средневековье / 26.04.21 | | У истоков и в авангарде белорусской политологии / 14.01.21 | | Политика развития в условиях цифровизации общества: материалы Всероссийской научной конференции с международным участием / 14.01.21 | | В.В. ЖЕЛТОВ, М.В. ЖЕЛТОВ, Авторитет: понятие, роль в политике и власти: монография / 25.09.20 | | Желтов В. В., Желтов М.В., Движение Желтых жилетов во Франции и социальный конфликт в рыночном обществе / 16.04.20 | | отв. ред. С.В. Патрушев, Л.Е. Филиппова, Господство против политики: российский случай. Эффективность институциональной структуры и потенциал стратегий политических изменений / 26.02.20 | | отв. ред. О.В.Гаман-Голутвина, А.И.Никитин, Современная политическая наука. Методология / 09.02.20 | | Фишман, Л. Г., Мартьянов, В. С., Давыдов, Д. А., Рентное общество: в тени труда, капитала и демократии / 11.11.19 | | под ред. Ю.Г. Чернышова, Дневник Алтайской школы политических исследований № 35. Современная Россия и мир: альтернативы развития (Политика памяти и формирование международного имиджа страны) / 11.11.19 | | В.В. ЖЕЛТОВ, М.В. ЖЕЛТОВ, Движение Желтых жилетов во Франции: политический контекст, социальные силы, мотивация / 21.08.19 | | Е.Б. Шестопал, Власть и лидеры в восприятии российских граждан. Четверть века наблюдений (1993-2018) / 14.06.19 | | М. В. Гаврилова, Политическая коммуникация, современное государство и мировой порядок / 08.05.19 |
|
|
|
|
 | Кантовский симпозиум, 6 февраля 2004 г.
Ивонин Ю.П. (Новосибирск). Правовая антропология И.Канта: взаимодействие естественного и позитивного праваИдея взаимодействия естественного и позитивного права воплотилась в концепции “правового государства”, которая до Канта оставалась весьма шаткой, несмотря на разработанные доктрины разделения властей, народного суверенитета, прирожденных прав. Теоретически доказать необходимость ограничения власти этими средствами оказалось нельзя: указанные учения не могли разрушить центрального пункта доктрины абсолютного государства – природы власти как источника права, ибо оставляли неизменным образ человека, нуждающегося в опеке извне: “если люди, существа эгоистические, соединяются в общества для безопасности и охраны, то главной скрепой служит власть. Право, с этой точки зрения, представляется продуктом тех споров и столкновений, которые делают для человека невыносимым естественное состояние и заставляет его бежать под охрану власти. Отсюда прямой вывод - право есть предписание власти” .
По традиции И.Кант считается подлинным основателем концепции правового государства благодаря предложенной им новой антропологической модели. Немецкий мыслитель отвергал деспотизм, отождествляя его не с жестокостью методов управления, а с самим существом патерналистской власти, полагающей человека духовно несовершеннолетним, не имеющим основания для собственного достоинства. Кант отмечал: “Правление, основанное на принципе благоволения народу как благоволения отца к своим детям, иначе говоря, правление отеческое, при котором подданные, как несовершеннолетние, не в состоянии различить, что для них действительно полезно или вредно, и вынуждены вести себя пассивно, дабы решения вопроса о том, как они должны быть счастливы, ожидать от одного лишь суждения главы государства, а дабы он и пожелал этого – ожидать от одной лишь его доброты, - такое правление есть величайший деспотизм”. Либеральное обоснование природы правового государства связано с пониманием человеческой свободы как “произвола”: человек в принципе способен к произвольному (случайному) волевому акту. Направление произвола задается “максимой”, которую Кант определял как “субъективный принцип воления”. Произвол может “принять в себя” ту или иную максиму, а может и отвергнуть. Содержание максим определяется законами “умопостигаемого”, либо феноменального мира, которым подчинена человеческая чувственность. Этим объясняется возможность двойственного подхода к человеку – с позиции оценки его высшей и низшей природы. Кант придерживался традиционного, устоявшегося термина природа человека как совокупности его фундаментальных свойств, предшествующих поведению, но реализующихся в нем. Он писал, что человек как разумное существо: «может рассматривать себя как подчиненное законам природы (гетерономия); … поскольку оно принадлежит к умопостигаемому миру, - как подчиненное законам, которые, будучи независимы от природы, основаны не эмпирически, а только в разуме” . Эту способность человека самому разумно контролировать свои убеждения и вытекающие из них действия и принято называть “моральной автономией”.
Подчинение человека среде – основа модели “внешнего” человека, его самодостаточность – основа кантовского понимания «внутреннего» человека. Эти модели совместимы, т.к. автономия разума проявляется в формах внешнего мира. Тем самым, «произвольное» поведение является единственно реальным, однако внешне оно принимает форму адаптации к законам феноменального мира – всеобщей причинности, в которой “произволу” нет места. Для И. Канта феноменальный мир не выступает принудительной силой, т.к. человек способен к самоопределению относительно добра (следования разуму) или зла (следования естественным склонностям, обобщенных в понятии счастья). Кант утверждал принципиальную возможность человека “быть господином самому себе”, однако ее реализации препятствует человеческое стремление к счастью. Счастье он считал недостаточным для разумного существа . Достижение счастья превышает физические и интеллектуальные возможности человека, поэтому он использует неиндивидуальные (коллективные) средства деятельности, а значит, учитывает чужую волю.
В фундаментальном исследовании П. И. Новгородцева по истории классической правовой идеологии специально подчеркивается: “если до-кантовской философии права чего-либо недоставало, так это – ясного представление о нравственной автономии личности, о самостоятельном достоинстве и значении отдельного человека” . В исследовательской литературе подчеркивается, что модель “морального” индивида возникла в новом социокультурном контексте, в условиях сложившегося гражданского общества: “общество уже независимо от государства располагает средствами и санкциями, необходимыми для того, чтобы привести индивида к признанию общекультурных по своему происхождению нравственных норм. Поддержание морали – дело институтов гражданского общества… а не полицейских или цензорских государственных служб” .
Для либерализма значимым оказалось кантовское “моральное обоснование права”. В отличие от гоббсовского индивида, в системе Канта индивид изменяет и свое внутреннее состояние. Индивиды, согласно Канту, вступают в договор не в качестве разумно-эгоистических, а в качестве потенциально-моральных существ, хотя и склонных вести себя разумно-эгоистически. Во взаимоотношениях с государством индивид притязает на то, что он самостоятельно, без принуждения извне, способен организовать свое поведение в соответствии с категорическим императивом.
Принудительная власть вмешивается, если поведение индивида нарушает требование категорического императива; таким образом Кант обосновывает важнейший принцип правового государства – презумпцию невиновности. Внутреннее состояние индивида неподконтрольно власти, принципиальная способность человека знать, в чем его благо, отличать добро от зла, не должна ставиться под сомнение. Категорический императив запрещает рассматривать человека как потенциального преступника и подвергать превентивным репрессиям. Об этом пишет Э. Ю. Соловьев: “состояние человека, в котором он всякий раз может находиться”, - это “моральный образ мыслей в борьбе, - говорил Кант. Никто не в праве вмешиваться в эту борьбу и репрессивными мерами отнимать у человека заслугу победителя. Лишь после того, как поражение стало фактом, наказание под залог которого он сражался, может быть выплачено” . Действительно, кантовская идея постоянной, неотчуждаемой альтернативности и обратимости человеческого поведения оставляет пространство свободы самого государственного устройства. Политика, т.е. патерналистская забота о благе всех, ограничивается свободой. Свобода не предполагает пользы и может быть угрозой счастью большинства, т.е. увеличивает риск, коренящийся в произволе индивида. Кант подчеркивал, что свобода не может быть обоснована утилитарно. Свобода обращается к достоинству человека (т.е. к его моральной, эссенциалистской модели), а не к его пользе или к пользе сообщества: «если нет ни свободы, ни основанного на ней морального закона и все, что происходит или может произойти, есть исключительно механизм природы, то политика (как искусство использования этого механизма для управления людьми) воплощает в себе всю практическую мудрость, а понятие права есть бессодержательная мысль» . Немецкий мыслитель даже настаивал на том, что сохранение свободы индивида превышает ценность государственной целесообразности, т.е. благополучия большинства. По его словам, «право человека должно считаться священным, каких бы жертв ни стоило это господствующей власти. Здесь нет середины» .
Кант был достаточно реалистичен, чтобы адресовать идеал правового государства не только морально-мыслящим индивидам. Конструируя антропологическое обоснование либерализма, он сознательно подчинял эссенциалистской модели “морального” индивида все прочие. Рассмотрим это соподчинение на разных срезах либеральной идеологии И.Канта.
1. Нормативный уровень. Здесь присутствуют эссенциалистская модель “морального” индивида, описанная автором в терминах деонтической этики. Идеальный субъект для либерализма – это человек, чье поведение определяется нравственностью и естественным правом. В принципе, идеальное поведение не нуждается в насильственной санкции и мыслится как соответствующее эссенциалистской концепции природы человека, т. е. идеально-детерминированное (самозаконное) поведение: человек ориентируется только на нормы чистого разума, игнорируя давление своей чувственности. Нравственное поведение позволяет человеку “быть господином самому себе”, т. е. сохранять идентичность в любой ситуации. Очевидно, что автономия человека вытекает из его самосознания, из постоянных усилий поддерживать тождество “Я=Я”. В этом смысле эссенциалистская модель Канта отождествляет природу человека с его самосознанием. Сообщество высокоразвитых индивидов образует пространство естественного права, основанного на взаимных обязательствах всех по сохранению всеобщей разумной свободы. Естественно-правовое поведение бескорыстно и основано на категорическом императиве взаимного долга . Кант подчеркивает, что оно не приводит к счастью, но делает человека достойным счастья.
2. Дескриптивный уровень. Он представлен социологической версией модели «внешнего человека». Поведение, согласующееся с требованием категорического императива, но осуществляющее эгоистические, корыстные мотивы счастья и самосохранения, называется Кантом “легальным” (правовым), но не моральным. Это массовое поведение, которое описывается автором в терминах враждебной ему телеологической этики. Такое поведение благоразумно, но продиктовано не уважением к разуму, а соображениями полезности. Невыгодно срывать соглашения, обманывать и т. д., то есть нарушать равенство индивидов и чужую свободу, т. к. это может помешать осуществлению счастья. Такое поведение, когда соблюдение разумных норм вызвано посторонними разуму мотивами и подчинено им, Кант называет “гетерономным” (чужезаконным), т.е. правовым. Совокупность средств, реализующих гетерономную мотивацию безупречного поведения, мыслитель назвал «строгим», или позитивным правом. Как и естественное право, оно предполагает свободу воли, «произвол». Для И.Канта это – «внешнее» право, поскольку произвол подчиняется гетерономному предписанию – объективированному стремлению всех к пользе и самосохранению. Он писал: «оно основывается, правда, на осознании обязательности каждого по закону, но для того, чтобы определить в соответствии с этим произволом, строгое право, чтобы быть чистым, не должно и не может ссылаться на это осознание как на мотив» . Объективированный страх и корысть могут быть гарантами легально безупречного поведения, которое вполне может обойтись и без морального индивида. По мнению Канта, именно общественный антагонизм становится причиной «законосообразного порядка» . Честолюбие одного сдерживается аналогичным мотивом поведения всех остальных. Антропологические основания «мэдисоновской демократии», гражданского общества оказываются вполне умеренными: «проблема создания государства разрешима, как бы шокирующее это ни звучало, даже для народа, который состоял бы из дьяволов (если только они обладают рассудком)».
В дескриптивном плане правовое поведение не нуждается в постоянной и жесткой политической санкции, хотя и является внешне-обусловленным. “Принуждающей инстанцией” выступает гражданское общество, т.е. объективный порядок взаимного погашения эгоистического поведения . Очевидно, что правовое поведение, принадлежащее дескриптивному уровню либерального учения, описывается социологической версией модели «внешнего человека»: поведение разумно (над-биологично), но детерминируется извне, требованием поддержания кооперации. Важно подчеркнуть, что в этой иерархии социологическая модель зависит от эссенциалистской. Правовой индивид представляется использующим нормы разума, но не может мыслится их создателем, т.к. для этого он должен обладать высокой рефлексией, способностью подняться над обстоятельствами. Правовой индивид этого сделать не может. Он критичен настолько, что способен выбирать варианты поведения, но не настолько, чтобы подвергнуть сомнению сам набор предложенных ему обществом альтернатив. Тем не менее, объективный общественный порядок хотя и выгоден (полезен) индивиду, но будет переживаться им как стеснение и насилие. Таким образом, гетерономное правомерное поведение, мотивированное счастьем, содержит угрозу своего собственного разложения. Эта угроза реализуется в случае выбора индивидом нерепрессивного пути к индивидуальному счастью вне общественной кооперации. Правовое поведение неустойчиво из-за постоянного искушения человека легкими (эгоистичными, асоциальными) путями достижения счастья. Все трудности правового поведения обусловлены господствующей в обществе разумных эгоистов телеологической этикой, неизбежным следствием которой является этический релятивизм. По мысли Канта, идеал “счастья” эмпиричен и потому не является общеобязательным. Поведение, ориентированное на счастье, сугубо индивидуально. Другой индивид не обязан уважать моего стремления к счастью, поскольку его представление о счастье предполагает (или может предполагать) такое стечение обстоятельств, которые исключат возможность реализации моего представления о счастье. Категорический императив диктует над-ситуативное, т. е. принципиальное поведение, идея же счастья требует ситуативного поведения (“ловли момента”). Соединение этих двух взаимоисключающих требований – внешней безупречности и внутреннего прагматизма - делает правовое поведение неустойчивым. Стремление к счастью, как непринудительному (некооперируемому) индивидуальному существованию, выводит человека за пределы допустимого либерализмом антропологического уровня.
3. Уровень отрицательных ценностей. Для либерализма он представлен натуралистической версией модели “внешнего” человека. Кант вполне согласен с Гоббсом, указывая на «необщительную общительность» людей. Она описывает поведение человека, который из эгоистических (но не-разумных соображений) не только нарушает требование категорического императива, но и не соглашается его исполнять даже из корыстных соображений. Такое не-разумное поведение автоматически становится а-социальным, противоправным. Поступки человека не могут быть универсализированы, т. к. он ищет односторонних преимуществ для себя, нарушая равенство и свободу других. Кант писал: «человек – это животное, которое, живя среди других членов своего рода, нуждается в господине. Ибо он непременно злоупотребляет своей свободой в отношении других себе подобных, и хотя, как разумное существо, желает иметь закон, который полагал бы границы свободы для всех, все же себялюбивая животная склонность побуждает его к тому, чтобы там, где он только в состоянии, делать для самого себя исключение» . Поскольку такое поведение выводит индивида за пределы гражданского общества и средства давления, присущие этому обществу перестают действовать, то регуляция становится властно-принудительной. Государственное насилие замещает биологические мотивы на социальные, т. е. восстанавливает внешнее и гетерономное мотивированное проявление категорического императива в поведении индивида. Именно на этом уровне существует политическая власть, избыточная там, где господствует право и легальное (правомерное поведение). Коррелятом человека как «животного» является «господин», т.е. всеобщая воля всех , сама носящая в себе животное начало и с трудом подчиняющаяся праву.
Файл приложения: Ivonin.doc
|
| |
| Поиск по документам | Поиск по дате | |
|
|
|
| |
Обратная связь
Наша гостевая книга
Наш e-mail: rapn@rapn.ru
|
| |
Материалы сайта старой редакции >>
|
|
Последние новости
|
