 | Межрегиональный семинар «Политические идеи и идеологии в публичной сфере»
Отчет о заседании семинара «Политические идеи и идеологии в публичной сфере», Москва, 26 марта 2003 г. Доклад Е.Алексеенковой и В.Сергеева "Приватная сфера государства и приватная сфера личности"26 марта 2008 г. в зале экспертного департамента Национального института «Высшая школа управления» состоялось очередное заседание семинара Исследовательского комитета РАПН по изучению идей и идеологий в публичной сфере, организованное совместно с совместно с Научно-экспертным советом Всероссийского Фонда «Национальные перспективы», Виртуальной мастерской РАПН и журнала «Полис» «Новые пространства политики и способы их изучения», Лигой политических наук - Московским региональным отделением РАПН и Национальным институтом «Высшая школа управления». В семинаре приняли участие: Алексеенкова Е.С. (МГИМО), Белоконев С.Ю. (МГУ, ВШУ), Бляхер Л.Е. (ТОГУ), Евстифеев Р.В. (РАГС), Казанцев А.А. (МГИМО), Капицын В.М. (МГУ), Коктыш К.Е. (МГИМО), Кузьмин А.С. (ВШУ, АсПЭК), Малинова О.Ю. (ИНИОН РАН), Назаров Р. (ИАЦ-МГУ), Окара А.Н., Орлова А.С. (Экспертный департамент ВШУ), Поздняков Р.В., Святенков П. («Смысл»), Сергеев В.М. (МГИМО), Чимирис В.С. (РГГУ), Якупова Л.З. (МГИМО).
С докладом «Приватная сфера государства и приватная сфера личности» выступили проф. МГИМО В.М.Сергеев и н.с. МГИМО Е.С.Алексеенкова. Как пояснил В.М.Сергеев, авторы доклада попытались отступить от схем анализа общества, образующих «мейнстрим», в рамках которого государство и общества рассматриваются как два полюса, образующих политию, причем предполагается, что гражданское общество ограничивает власть государства, трактуемого как некая институциональная конструкция. Однако исторически эта схема более или менее корректна лишь для последних 200 лет (да и то не вполне): в других же обществах политическая власть представляется центром, который государство лишь оформляет. Однако проблема отношений индивида и общества есть и там (хотя гражданского общества нет). Авторы доклада попытались осмыслить факт существования внутри государства непрозрачных зон, попадая в которые, человек сталкивается с неизвестными ему механизмами властвования и практиками взаимодействия индивидов и государства – неинституционализированными сферами политики, где власть фактически не имеет предела, а сфера «прав человека» оказывается чрезвычайно уязвимой. Причем даже в институционализированных демократиях существуют неинституциональные («внесистемные») инструменты политики, часто фактически нивелирующие демократические институты. По мысли авторов, внутри социально-политического поля можно выделить три сферы суверенитета: суверенитет индивида, суверенитет государства и сферу отсутствия суверенитета (публичную сферу), где нормы определяются в режиме диалога и ни государство, ни индивид не обладают абсолютным суверенитетом. В известном смысле можно говорить не только о приватной сфере личности (которую, по мнению авторов, можно рассматривать чисто этологически), но и о приватной сфере государства. Последнее понятие – скорее метафора, указывающая на «приватизацию государственного суверенитета» его носителем, наделенным монополией на трактовку поведения индивида.
Е.С.Алексеенкова пояснила, что такая постановка вопроса может опираться на идеи К.Шмита, Дж.Агамбена, Ж.Батая. Однако у них речь идет о ситуациях нестабильности. Авторы же доклада попытались показать, что эта «беспредельная власть» является имманентно присущей характеристикой любого государства – и лишь проявляется с разной интенсивностью. Ее возможные ограничители – суд и публичная сфера, т.е. некий публичный контроль (однако его оборотной стороной является то, что публичный контроль сам по себе может нарушать приватную сферу индивида).
А.С.Кузьмин обратил внимание на то, что «приватизатор» государственного суверенитета – по сути дела узурпатор, он обкрадывает суверена.
Предложенная авторами доклада трактовка вызвала дискуссию о том, почему обладателями суверенитета нужно считать личность и государство, но не социальные группы и общественные организации. К.Е.Коктыш обратил внимание на постановку этого вопроса Г.Гроцием, разделявшим суверенитет общества и государства. Однако суверенитет личности у него – исключительно реактивный, по принципу талиона, он действует только тогда, когда нарушаются права.
Согласно интерпретации В.М.Сергеева, приватная сфера личности возникает до общества – все социальные животные имеют приватную сферу.
По мнению О.Ю.Малиновой, попытка обратиться к антропологическим основаниям политики для уточнения привычный представлений политической теории весьма плодотворна, однако она имеет определенные ограничения – в частности, ей не хватает историзма. Далее выступавшая высказала несогласие предложенным авторами доклада интерпретацией приватной сферы личности как сферы, где субъект не связан обязанностями, возникающими в рамках социальных норм. Нормы, действующие в приватной сфере, лишь отчасти являются продуктом творчества самих индивидов (контракт) – достаточно напомнить обеспокоенность либеральных классиков XIX в. проблемой конформизма. Наконец, весьма интересна идея о публичной сфере как ограничителе «приватной сферы» государства. Можно подумать, за счет каких механизмов (в т.ч. – связанных с производством идей), реализуется эта функция.
К.Е.Коктыш пояснил, что этологически насилие присутствует и на докультурной стадии и в известном смысле этот аспект можно рассматривать вне зависимости от наслаивающихся позже социокультурных идентичностей.
По мнению Е.С.Алексеенковой, понятие приватности культурно зависимо, но есть этологические уровни приватности, воздействуя на которые, мы получаем приблизительно одинаковый результат в разных сообществах.
Р.Назаров отметил, что понятия публичности и приватности опираются на определенные социокультурные нормы, связанные с евроцентризмом.
А.A.Казанцев высказался в пользу осторожного применения этологического языка. Надо удерживать в сознании то, что это, скорее, методика анализа, чем конечная упрощенная картинка реальности. В этом плане нельзя пытаться «втащить» представления об универсальной природе человека, основанные на этологии, отказавшись от таких представлений в рамках культурной антропологии.
С его точки зрения, обсуждать тему «приватного пространства государства» безусловно необходимо, хотя они и «задевают» человека с либеральным сознанием. Но в настоящее время растет число проблем, выходящих за рамки «менйстримной» модели (например – расширение административных практик, связанное с ростом угроз безопасности). Работа В.М.Сергеева и Е.С.Алексеенковой дает язык, на котором эти проблемы можно обсуждать. Проблема, однако, в том, что она описывает «род», не описывая «видов», и таким образом провоцирует упрощенные интерпретации.
А.С.Кузьмин высказал сомнения в продуктивности концепции суверенитета личности: если от нее отказаться, возникает приватная сфера общества. И между прочим, нормализирующая функция государства связана с культурой, а она вырабатывается обществом.
В.М.Сергеев пояснил, что выяснение отношений между приватной сферой личности и обществом – это отдельная тема.
В.М.Капицын отметил оригинальность подхода авторов к проблеме соотношения приватной и публичной сфер с властно-этатическими проникновениями. Он коснулся трех аспектов проблемы (прав человека, дискреции государственной власти, нормы как разграничителя проявлений приватного). Было бы односторонним рассмотрение прав человека как феномена лишь публичной сферы. Фиксируются (институционализируются) права человека в сфере публичной, ограничивая власть государственных органов, но исток основных прав – в экзистенциальном начале повседневных жизненных сфер: в стремлении людей отстоять приватное пространство, что рождает осознание состояния, которое называют достоинством. Такое проявляется даже у малых детей, хотя они ничего не знают о публичном проявлении прав человека. (Пример оправдывает обращение к этологии). Приватное пространство государства может проявляться в волевом акте собственного усмотрения, приводящем к дискреции субъектов официальной власти (судьи, правителя). Но дискреция – не только механизм подчинения приватной сферы личности, но и стимул мобилизации «публики», перевода личных стремлений в сферу публичного и преодоления аномии общества. Дискреция возвращает осознание ценности норм (и не только в крайних случаях), разграничивающих полюса политии, охраняющих автономию личности, и от «разгула» административной власти, и от возникновения «альтернативных государств», более опасных, чем авторитарное государство.
Л.Е.Бляхер отметил, что наибольшая заслуга авторов состоит, с его точки зрения, смене терминологического ряда. При всем том, что сам этологический, да и антропологический подход к анализу политики представляется неоправданно сильной редукцией, он выступает основанием для разработки (дополнения) существующего терминологического аппарата. Система терминов, как любая замкнутая семиотическая система, не столько репрезентирует, сколько «заслоняет», маскирует реальность, как только она складывается. Дальнейшее исследование диктуется уже самой терминологической системой и в минимальной степени связано с наличным политическим. Рассматриваемая работа, взрывая устоявшуюся систему терминов, демаскирует, эксплицирует реальность. Ее сильнейший раздражающий эффект для любого «грамотного политолога» является основой поиска, путем на котором может быть уловлена, угадана специфика политических режимов «не-европейского» или «не-атлантического» типа.
В электронном виде свои замечания прислал А.О.Зиновьев (СПб.), высказавший сомнения в правомерности понятия «публичная сфера государства». По мнению петербургского коллеги, за данным словоупотреблением, стоит определенное понимание соотношения публичного и частного и определенный стиль мышления, которые также вызывают возражения. Само деление на приватное и публичное, скорее всего, задается политически, то есть посредством деятельности государства, но государство не человек, у него не бывает «личных» интересов и «личных» прав. Монархия предполагает фигуру монарха и монарх как политический субъект имеет некоторую приватную сферу, но само представление об этой приватной сфере монарха возникло довольно поздно и часто является просто перенесением наших представлений о границах приватного/публичного на прошлое, в котором эти границы проходили по-другому.
Зиновьев видит проблему аргументации Алексеенковой и Сергеева в вырывании философских аргументов из исторического контекста и применении философских концептов без учета их первоначального смысла в политико-философских дебатах. Для эпохи Великой французской революции характерен переход от репрезентативной публичной сферы ориентированной на сакральность «тела короля» к критической публичной сфере, которая была создана на базе литературных дискурсов, нового понимания семьи и семейной жизни (семьи как реализации любви, а не формы передачи собственности) и буржуазного образа жизни (рационализация жизни). Именно в силу столкновения двух образов мысли, которые были порождены двумя структурными типами публичной сферы, тайные приказы короля породили волну возмущения, они просто отражали более архаичный уровень правового сознания, а не приватную сферу государства. Приватная сфера в современности существует не просто как не публичная сфера, а как результат борьбы за права человека, как элемент становления правового государства и эффект функционирования публичной сферы. Это не природная данность, а «социальное конструирование реальности». В европейской традиции концепция приватной сферы вытекает из доктрин естественного права, приватность это естественное право человека. Поэтому «приватная сфера государства» – это «круглый квадрат». Люди государства довольно часто осуществляют не публичные практики, они могут быть рутинными (разведка), а могут отражать проблематику Карла Шмитта, но эти практики могут быть сделаны публичными и даже стать предметом судебного решения (Нюрнбергский трибунал). Все это имеет очень малое значение для границ между приватным и публичным в современном государстве, поскольку данные границы являются нормативными (а нормы нарушаются) и «социально сконструированными».
В заключение семинара В.М.Сергеев и А.С.Кузьмин подвели итоги дискуссии и поблагодарили ее участников.
Руководитель семинара "Политические идеи и идеологии в убличной сфере"
О.Ю.Малинова
|
под науч. ред. О.С. Пустошинской, Сквозь национальные границы: актуальный взгляд на дипломатию негосударственных акторов: монография / 18.02.22
