| Межрегиональный семинар «Политические идеи и идеологии в публичной сфере»
Отчет о заседании семинара «Политические идеи и идеологии в публичной сфере», Москва, 16 января 2009 г. Доклад А.Н.Окары "Концептуальные и политтехнологические ресурсы идеологии солидаризма"16 января 2009 г. в ИНИОН РАН состоялось очередное заседание межрегионального семинара «Политические идеи и идеологии в публичной сфере», организованного Исследовательским комитетом РАПН по изучению идей и идеологий в публичной сфере совместно с отделом политической науки ИНИОН РАН. В семинаре приняли участие: Алексеенкова Е.С. (МГИМО), Дойченко С.В. (ЦВИ), Казанцев А.А. (МГИМО), Капицын В.М. (МГУ), Коктыш К.Е. (МГИМО), Кузьмин А.С. (НацПерспект), Куликов М.А. (РГПУ им. А.И.Герцена), Лобза Е.В. (ГУ-ВШЭ), Малинова О.Ю. (ИНИОН РАН), Межуев Б.В. (МГУ), Окара А.Н., Сергеев В.М. (МГИМО), Сунгуров А.Ю. (СПб. филиал ГУ-ВШЭ, СПб. Центр «Стратегия»), Харитонов М. («Мир перемен»), Шарова В.Л. (ИФ РАН).
С докладом «Концептуальные и политтехнологические ресурсы идеологии солидаризма в условиях глобального кризиса» выступил к.ю.н. Андрей Николаевич Окара. По мнению докладчика, о солидаризме можно говорить в узком смысле (имея в виду тех, кто называл себя солидаристами – французских социомыслителей начала XX века, разработавших экономическое и правовое учение солидаризма, в русской мысли — идеологов НТС, объединенных вокруг журнала и издательства «Посев», и проч.), а также в широком, понимая под этим термином весьма объемный спектр идей, располагающихся в диапазоне от сугубо тоталитарных и до сугубо либеральных концепций. В этом смысле можно говорить о нескольких источниках солидаризма: в роли таковых выступали французская социология начала XX века, итальянский фашистский и немецкий национал-социалистский социальные эксперименты, анархно-синдикализм и славянские (русская и украинская) альтернативы. По мысли А.Н. Окары, славянский солидаризм отличался от более утилитарно ориентированных западных аналогов своими метафизическими ориентациями: в то время, как на Западе солидаристские идеи развивались в контексте проблематики отношений труда и капитала, в центре русского солиларизма была специфическая «максималистская» антропология, представление о трансцендентных способностях человека (концепции соборности, всеединства, богочеловечества и др.). Именно антропология лежала в основе расхождений солидаристов как с либерализмом, так и с учениями тоталитарного характера. Основная идея солидаризма — это развитие социального порядка, основанного на общественной солидарности, но при этом не подавляющего индивидуальность.
Одна из ипостасей солидаризма — поиски «третьего пути». К сожалению, эта идея оказалась в России основательно дискредитирована, поскольку была связана, с одной стороны, с тоталитарными идеологиями, а с другой — с дискурсом о позиционировании в системе координат «Восток — Запад». По мнению докладчика, типологически солидаризм следует отнести к числу «консервативно-революционных» политических идеологий (которые нужно рассматривать как рядоположенные либерализму и консерватизму, а не в качестве разновидности последнего).
По мысли А.Н. Окары, идеи солидаризма оказываются особенно актуальными в условиях глобального кризиса, поскольку солидаризм — это не только идеология социальных инноваций, но и своеобразная технология выживания, основанная на синергетических отношениях между особями.
Правда, в российском обществе продвижение солидаризма сталкивается с серьезными проблемами, обусловленными спецификой отечественной политической культуры, отсутствием субъектности у участников социальных отношений — синергия между Творцом и творением в такой культуре исключается. К сожалению, солидаризм может быть воспринят кремлевскими политтехнологами как дополнительная технология легитимизации политического режима — как «пакт социальной лояльности», некий аналог «народности» из уваровской триады. Но при такой интерпретации от солидаризма мало что остается.
В ответ на уточняющий вопрос об определении солидаризма, Окара предложил использовать дефиницию, данную Генрихом Пешем: «солидаризм – это социальная система, которая придает подлинное значение солидарному объединению людей, таких как члены природного сообщества, начиная от семьи и кончая государством».
Обсуждение доклада было начато выступлением дискутанта – к.ф.н. Б.В.Межуева, который сосредоточил внимание на критике социально-философских оснований солидаризма, подчеркнув, что любая идеология имеет право на существование. По мнению Межуева, не бывает солидарности вообще – солидарность всегда ради чего-то. Это так даже в отношении казалось бы «примордиальных» общностей, вроде семьи, и уж тем более – в отношении общностей, более «искусственных», таких, как государство или нация. В силу этого одни солидарности противоречат другим: например, классовая/корпоративная – национальной. Возникает вопрос о критериях выбора в ситуации конфликта солидарностей.
По мысли Межуева, Модерн – это тоже особый вид солидарности – солидарность во имя утверждения индивидуальной свободы. На этой солидарности основана нация и то, что Б.Г.Капустин называет политической моралью. С точки зрения логики Модерна, принесение в жертву свободы (например, государством, которое отдает собственное население населения в зависимость врагам) – это то, что не может быть оправдано. Проблема в том, что ценность солидарности завязана на социальный вопрос: проект Модерна оказался надломлен выделением меньшинств, противопоставляемых целому (рабочий, женский вопрос и т.д.). Появление государства-корпорации знаменует собой кризис идеи солидарности, направленной на поддержание индивидуальной свободы.
Как подчеркнул Межуев, разрушение Модерна возможно по двум направлениям: как разрушение моральной системы (аномия) и как возвышение морали, как солидарность во имя иных позитивных ценностей (которые не всегда проговариваются). Например, ценностей цивилизационных (пример – ЕС, опирающийся на идеологию солидарности людей, приверженных общим ценностям и идеалам). К сожалению, большая ответственность за содействие аномии лежит на представителях политологического и социологического сообщества, отказывающихся в своих рассуждениях о кризисе Модерна от выработки этических альтернатив.
В.М.Сергеев высказал сомнение в тезисе о совместимости солидарности с поддержкой независимости индивида. Как показывает опыт, дихотомия имеет тенденцию сохраняться: либо общество господствует над индивидом, либо совокупность индивидов вырабатывает набор институтов, которые их защищают (правда, подрывая при этом механизмы социальной поддержки). Конечно, есть отдельные примеры либерального солидаризма – например, в Швеции. Однако они опираются на уникальную политическую культуру. Баланс между солидарностью и независимостью индивидов весьма неустойчив – и пока никто не придумал механизмов, обеспечивающих его устойчивость.
Сергеев также разделил сомнения докладчика в наличии почвы для солидаристских практик в России: Российская политическая культура – это политическая культура, предполагающая господствующую роль элиты, формируемой через вертикальную мобильность с негативным отбором. Такая культура исключает политическую солидарность. Это не значит, что солидарности не было вообще; но для России традиционна солидарность в Духе – а это несколько другое.
По мнению А.Ю.Сунгурова, особого разговора заслуживает теория и практика российских солидаристов, которые наблюдали опыт Италии, Германии и СССР и хорошо понимали опасность структур, уменьшающих свободу человека. В.Д.Паремский трактовал солидаризм как социальную проекцию синэргетики. Интересна и идея резонансного взаимодействия, в результате которого взаимодействие свободных людей может дать синэргетический эффект. По мнению Сунгурова, идейное наследие солидаризма заслуживает серьезного изучения.
По словам А.А.Казанцева, феномен солидарности и идеологию солидаризма следует рассматривать отдельно. Проблемы, которые поднимает последняя, чрезвычайно значимы для современного общества – это подтверждается и развитием социологии, ее интересом к проблематике интеграции социума. Разделяя тезис В.М.Сергеева, согласно которому социумы Модерна интегрированы на основе институтов, Казанцев обратил внимание на то, что последние складываются на основе социальных сетей, которые интегрированы на ценностных, онтологических (см. веберовскую протестантскую этику) и др. основаниях. Солидаризм же предлагает просто вернуться к онтологической интеграции на основе просто общности. В заключение Казанцев высказал сомнения в реализуемости солидаристского проекта в России.
К.Е.Коктыш подчеркнул исторические предпосылки различий социальных практик России и Западной Европы: не было стимулов конфронтировать с властью и создавать правила; населению было, куда убегать.
А.С.Кузьмин усомнился в политтехнологической пригодности солидаризма в России: позитивный эффект последнего обусловлен наличием старого порядка, с которым можно договариваться (см. опыт Италии, где тоже имели место специфические социальные сети с высоким уровнем трансакционных издержек). По мысли Кузьмина, подобные сети имеют тенденцию реагировать на принуждение по принципу exit’a; в результате общество и власть живут сами по себе и стараются не пересекаться. Кузьмин также высказал сомнение в том, что кризис создает благоприятные условия для солидаризма: в условиях сокращения ресурсов более вероятен выбор противоположных ему стратегий.
По мнению Е.Алексеенковой, солидаризм – не высшее проявление Модерна, а первое проявление антимодерна. Кроме того, есть не солидаризм, а солидаризмы. И эти «солидаризмы» в каждом конкретном своем проявлении суть не что иное, как попытки восстановления социальной интеграции, разрушенной либеральными проектами Модерна: воспетый либералами индивидуализм в известной мере являлся угрозой для социальной интеграции и разрушал механизмы социальной солидарности. Как результат мы видим появление различного рода солидаристских проектов, основной целью которых и являлось восстановление разрушенной солидарности, т.е. интеграции. Проекты этого типа стремятся формировать некого коллективного актора, и нужно смотреть конкретно, кто и на основе каких образов пытается конструировать солидарность. Разные сообщества, разные сети – и разные условия успеха и неуспеха солидаристских проектов, которые так или иначе накладываются на уже существующие механизмы социальной интеграции.
В.М. Капицын отметил необходимость и одновременно сложность обращения к солидаризму. Предпроекты солидаризма в сегментированном виде использовались либеральными силами для разрушения властных вертикалей в социалистических странах. Консолидации общества на основе идей солидаризма возможна при опоре на самоуправление низовых сообществ, ТОС, ТСЖ (где есть сети солидарности) и властную дискрецию «сверху». Но «негативные» солидарности (националистические, местнические и особенно криминализированные) препятствуют широкому солидаристскому проекту.
Б.В.Межуев в заключительном выступлении выразил солидарность с оценкой идеологического проекта солидаризма, высказанной А.Н.Окарой, подчеркнув, что этот проект абсолютно актуален. Аргументы против него устроены по принципу «болезнь против лекарства»: из того, что «все плохо», не следует, что нужно оставить все, как есть. И солидаризм, и фашизм – если брать крайности – указывают на реальные социальные проблемы, от которых нельзя отмахнуться. Российскому обществу нужно двигаться в направлении поиска выхода из собственных проблем – а не объяснять невозможность изменений неизбывностью последних.
А.Н.Окара, завершая обсуждение, поблагодарил его участников за интерес, проявленный к теме, которая незаслуженно оказалась на периферии внимания российских исследователей. Он еще раз подчеркнул амбивалентность теоретического наследия солидаристов: с одной стороны, оно может быть использовано как технология солидаризации общества вокруг власти и подавления независимых форм организации, а с другой — обосновывает идею солидарности как самоорганизации, идею самодостаточности общества против государства.
О.Ю.Малинова
|