| Межрегиональный семинар «Политические идеи и идеологии в публичной сфере»
Отчет о заседании семинара «Политические идеи и идеологии в публичной сфере», Москва, 6 апреля 2011 г. Доклад М.А.Аль-Дайни.6 апреля 2011 г. в ИНИОН РАН состоялось очередное заседание межрегионального семинара «Политические идеи и идеологии в публичной сфере», организованного Исследовательским комитетом РАПН по изучению идей и идеологий в публичной сфере совместно с отделом политической науки ИНИОН РАН. В семинаре приняли участие: Вафин А.М. (ИФ РАН), Гончарик А.А. (ИНИОН РАН), Горбачев А.А. (МосГУ), Гронская Н.Э. (Нижегородский филиал НИУ-ВШЭ), Иванова А.С. (ИФ РАН), Капицын В.М. (МГУ), Малинова О.Ю. (ИНИОН РАН), Сковиков А.К. (МосГУ).
С докладом «Манипулятивные идеологии: генезис и специфика политического феномена» выступила Мария Ахмедовна Аль-Дайни, член ИК РАПН по изучению идей и идеологий в публичной сфере. В докладе обосновывался тезис, согласно которому со второй половины ХХ в. наблюдается постепенное вытеснение традиционных по содержанию, структурной организации и форме функционирования идеологий манипулятивными. Последние отличаются технологической направленностью, направлены на решение задачи привлечения электората и по своему воздействию близки к манипуляции. По мнению Аль-Дайни, появление манипулятивных идеологий обусловлено, с одной стороны, логикой идеологического противостояния периода «холодной войны», которая требовала совершенствования приемов оправдания собственного политического курса и осуждения политики противника для привлечения максимального количества сторонников и убеждения их в правильности выбранного пути и т.д., с другой стороны, развитием демократических практик в контексте развития и усовершенствования средств массовой коммуникации, в каком-то смысле вынуждавшим политических деятелей применять манипулятивные технологии в борьбе с политическими конкурентами за голоса избирателей. Благодаря этим обстоятельствам политическое манипулирование превратилось из средства в некую самоцель политики, что, в свою очередь, повлияло на дальнейшее развитие и функционирование политических идеологий, которые претерпели трансформацию и приобрели новое качество. Стало важным не содержание политических идей, а форма, в которую эти идеи облачаются с целью наибольшей эффективности их воздействия на массовое сознание. Процесс коммерциализации политики в совокупности с динамичным развитием информационных технологий способствовал превращению идеологической работы в своеобразную сферу бизнеса, что, в свою очередь, привело к доминированию политтехнологов. Идеологии превратились в средство политической торговли. Тех, кто живет для политики (по определению М.Вебера) заменили те, кто живет за счет политики.
По определению Аль-Дайни, манипулятивные идеологии отличаются эклектизмом, отсутствием стабильного идеологического ядра, стремлением постоянно приспосабливаться к массовым настроениям, отсутствие стабильной социальной базы, стремление привлечь на свою сторону максимальное количество людей без учета дифференциации их настроений, а также стремлением маскировать истинные цели субъектов идеологического воздействия посредством мимикрии под другие идеологии или создания иллюзии «внеидеологичности».
По мнению автора доклада, данное явление имеет повсеместное распространение. Однако особенно резко оно проявилось в России, где развитие идеологического плюрализма, оказавшееся возможным в результате разложения мутировавшей коммунистической идеологии, оказалось осложнено непрофессионализмом акторов. По мнению Аль-Дайни, развитие манипулятивных идеологий имеет опасные социальные последствия, порождая массовый когнитивный диссонанс в обществе. Две модели поведения избирателей, доминирующие в современном российском обществе – деструктивный конформизм и протестный автоматизм – являются разными формами реакции на умножение манипулятивных идеологий. По заключению автора доклада, выход из ситуации идеологического кризиса возможен за счет возврата идеологий в русло традиционной формы функционирования, профессионализации политической деятельности, повышения роли профессиональных политологов, а также ограничения активного, чрезмерного, неконтролируемого и не вполне профессионального применения технологий политического манипулирования.
Отвечая на уточняющие вопросы А.А.Горбачева, В.М.Капицына, А.С.Ивановой и О.Ю.Малиновой, М.А.Аль-Дайни пояснила основные различия между манипулятивными и традиционными идеологиями, связав их, (1) с мерой связности/эклектичности, (2) с профессиональными качествами производящих их субъектов: манипулятивные идеологии являются продуктом деятельности политтехнологов, традиционные – политических философов, (3) с различием подходов к работе с аудиторией: первые стремятся мобилизовать поддержку независимо от различий мировоззренческих позиций, вторые – убедить и сплотить. Впрочем, дав множество примеров манипулятивных идеологий, докладчица не смогла привести пример «чистой» традиционной идеологии, работающей в контексте массового электорального процесса. Отвечая на вопрос о соотношении конкуренции и манипуляции, Аль-Дайни уточнила, что можно уменьшить манипулятивное воздействие идеологий, контролируя применение манипулятивных технологий в ходе предвыборной кампании, что требует изменения законодательства и создание органов с контрольными функциями.
Обсуждение доклада было начато выступлением дискутанта – д.ф.н. О.Ю.Малиновой, которая, не ставя под сомнение актуальность отмеченных в докладе тенденций, обратила внимание на ряд обстоятельств, побуждающих скорректировать их оценку.
Во-первых, представленная идеально-типическая модель «традиционной» идеологии больше ориентирована на «философско-теоретическом» уровень функционирования идеологий, что обусловливает переоценку степени связности, ориентации на исключительно на убеждение, а также определение круга субъектов, производящих и распространяющих идеологии данного типа; очевидно, что на «программно-прагматическом» уровне и для «традиционных» идеологий картина с точки зрения связности/последовательности и приемов коммуникации выглядит несколько иначе.
Во-вторых, рассуждая о современных трансформациях идеологических практик, следует помнить, что рождение идеологий в свое время было тесно связано с формированием современных политических институтов (разделения властей, парламента, партий, выборов, прессы), побуждающих политиков находиться в постоянной коммуникации с публикой по поводу объяснения и легитимации своих действий. В отсутствие «полного комплекта» этих институтов иначе выглядят стимулы к «идеологическому творчеству» у политического класса (в частности, институт прессы возникает везде, благодаря чему многие политические идеи поддаются переносу; но в отсутствие партий, выборов и конкуренции курсов идеи выполняют несколько иные функции). В свою очередь, постепенное изменение этих институтов в связи с изменением социально-классовой структуры, формированием массового общества, развитием средств массовой коммуникации и проч. меняет систему стимулов для производства и конкуренции идей, а значит – влияет на стратегии акторов.
В-третьих, изменился и мета-философский контекст современного идеологического производства. В основе всех «классических» идеологий лежала идея прогресса (ее развитие/продвижение, либо критика/оспаривание). И в этом смысле совершившийся в эпоху постмодерна распад «большого нарратива», опирающегося на идею всеобщего и универсального прогресса, чрезвычайно критичен для «тотальных» (в маннгеймовском смысле) идеологий-мировоззрений. Они не исчезают, продолжая оставаться важными ориентирами в обществах, основательно усвоивших задаваемые ими идейные водоразделы. Но Россия к их числу не относится. И выращивание «измов» на отечественной почве дается с большим трудом – что помимо прочих причин обусловлено еще и проблемой их релевантности изменившемуся интеллектуальному контексту.
В-четвертых, нельзя не учитывать, что связность/последовательность идеологий на «программно-прагматическом» уровне возникает не автоматически. Она может быть обусловлена тремя факторами: (1) логикой «доктрин», вытекающих из определенной трактовки «базовых ценностей» (что существенно для «тотальных» (в маннгеймовском смысле) идеологий-мировоззрений, (2) необходимостью в борьбе за власть апеллировать к поддержке определенных групп (в той мере, в какой таковые сложились и способны идентифицировать себя с помощью идеологических маркеров), (3) межпартийной конкуренцией и стремлением соперников не допустить вторжения на чужую «делянку» (что существенно в контексте сложившихся партийных систем и практик представительной демократии). Очевидно, что в России ни первый, ни третий фактор не работают. А лучший способ обеспечить гегемонию – апеллировать за поддержкой к максимально широкому спектру социальных групп и слоев. И в этом смысле беспринципная эклектика – вполне рациональный выбор со стороны правящей части политического класса.
По мнению Малиновой, эти соображения заставляют усомниться в возможности «возврата в русло» традиционных идеологий. Вместе с тем они показывают, что механизмы, определяющие развитие идеологических практик, описанных в докладе, в России отличаются определенной спецификой по сравнению с развитыми демократиями. К сожалению, они обусловлены особенностями не только институтов, но и акторов – тем, что можно назвать «человеческим капиталом» российских политических элит.
В ходе последовавшей далее дискуссии выступили:
А.М.Вафин (ИФАН), поставивший вопрос о том, в какой мере идеологии вообще могут сохранять стабильность «ядра», если учесть, что партиям постоянно приходится менять программы, осуществлять реверсию традиционной идеологии (см. пример марксизма), осуществлять ребрендинг (нередко – со сменой лидеров) и проч.
А.А.Горбачев (МосГУ), который обратил внимание на характерную для российской политической практики непроработанность понятий. В отличие от развитых демократий, где политики и граждане «понимают, куда ехать», мы скорее понимаем «куда ехать не надо». Он также отметил, что оборотной стороной проблемы идеологических размежеваний является проблема мета-идеологии, определяющей цельность макрополитического сообщества. Выступавший сделал вывод, что манипулирование – не столько причина, сколько следствие кризиса политической системы.
А.А.Гончарик (ИНИОН РАН) задался вопросом о том, всегда ли в контексте электоральной борьбы мы имеем дело с идеологиями. Например, работают ли они на муниципальном уровне? В ходе обсуждения участники семинара пришли к выводу, что идеологии – не столько «субстанция», сколько функция, которая возникает в контексте объяснения программы/курса в контексте, предполагающем конкуренцию и необходимость апелляции к публике через интерпретацию общего блага. В этом смысле «идеологический» оттенок может принимать аргументация любых предлагаемых политиками мер.
Н.Э. Гронская (Нижегородский филиал НИУ-ВШЭ) отметила, что с точки зрения языкового воздействия манипуляцию можно трактовать широко: мы манипулируем часто, и это не всегда негативно. Фактически речь идет о воздействии, которое на подсознательном уровне закладывает мировоззренческие представления. Следует отметить, что речевые практики вообще трудно контролировать, ибо язык – система координат, которую трудно анализировать изнутри.
В ответ М.А.Аль-Дайни уточнила, что не следует путать межличностное манипулирование и политическое. Кроме того, манипулирование, индоктринация и агитация – разные технологии психологического воздействия. Впрочем, она с сожалением признала, что современная политика невозможна без технологий, и вопрос лишь в том, какие из них доминируют. В заключение М.А.Аль-Дайни поблагодарила участников семинара за интересную дискуссию и внимание к проблеме, которая представляется ей чрезвычайно значимой – в том числе, и благодаря личному профессиональному опыту работы в качестве политтехнолога.
О.Ю.Малинова
|