Современная Россия – это не только почти четырнадцатикратный разрыв между богатыми и бедными (коэф. Джинни), но и пространство, разоряемой политикой Центра периферии, углубляющаяся пропасть между Москвой и провинцией, которая практически колонизируется столицей. На этот счёт существует масса статистических данных (напрмер: Уровень жизни в различных регионах Российской Федерации различается в 18-20 раз, в то время как в развитых странах аналогичный показатель не превышает 3-4 раз. Об этом на одном из "круглых столов" 7-го Петербургского экономического форума заявил Александр Казаков, председатель комитета Совета Федерации по делам Федерации и региональной политике. Причиной такой дифференциации является, по его мнению, "невнятная региональная политика центральной власти" ). и содержательных публикаций , упоминание о которых заняло бы здесь слишком много места. Пойду другим путём и приведу лишь пару характерных, почему-то особенно мне запомнившихся, примеров какой контраста между проблемами столицы и «региона». Возвращаясь с Конгресса российских политологов, я купил на вокзале популярную в мегаполисе газету, где описывалась проблема острой нехватки посадочных мест в развлекательных заведениях. Предприимчивым москвичам, чей доход превышает шестьсот «баксов» в месяц, некуда выйти в уик-энд – приходится занимать места в игральных заведениях . Вернувшись в «регион», читаю о голодовке интинских коммунальщиц: несчастных женщин выгнали с работы в ходе очередной реорганизации, не заплатив денег. Не заплатили и потом, так как, во-первых, всегда «нет денег», во-вторых, руководство на различных уровнях логично рассуждает о том, что если удовлетворить просьбу этих, объявят голодовку и другие. Сейчас все-таки не 1990-е годы, когда зарплату не платили месяцами, но шахтеры из того же Печорского угольного бассейна постоянно бастовали, объявляли голодовки, перекрывали железные дороги, разбивали лагерь перед домом правительства – и это вызывало какой-то резонанс у российского «политического класса». В нынешнем десятилетии уже не вызывает: стучать касками и лежать с минеральной водой перед телекамерами практически бесполезно. А например, ту же Инту вскоре вполне может ожидать полный коллапс: шахтерский город, и без того обремененный многочисленными проблемами, добивают разорение шахт и потеря рынков сбыта в следствие спекулятивной сделки представителей столичного делового мира при содействии руководителя региона .
Рискну быть обвиненном в вульгарном истмате, но, углубляю-щийся разрыв в материальных условиях жизни будет порождать и со-ответствующие ментальные реакции. Можно даже сказать, что «ново-русский» капитализм проектировался и создавался согласно представ-лениям о буржуазном обществе ХХ столетия, которые накрепко засе-ли в головах новоявленных сторонников «открытого общества» и ко-торые (условия) в свое время и привели к появлению учения о «бази-се» и «надстройке», классовом антагонизме и т.д. Но сейчас «свобод-ная игра рыночных сил» в холодной и бедной стране, олигархические спекуляции и т.п. дополняются командно-административным ресур-сом во вполне советских традициях. Только, если в социалистические времена Москва изымала у страны дефицитные продукты питания (пресловутую колбасу), то сейчас Центр отбирает у провинции день-ги, выкачивая их уже не только через банковские филиалы-«пылесосы», налогообложением в Москве за производство нефти, га-за, металла, но и дальнейшим перераспределением в свою пользу на-логов (уже больше половины!), которые с таким трудом собираются на территориях. При подобных «правилах игры» денег на зарплату бюджетникам и коммунальщикам в субъектах федерации всегда будет не хватать, и у российских регионов, за небольшим исключением, не останется, других перспектив, кроме дальнейшей деградации.
Однако тенденция увеличения разрыва между богатыми и бедными стратами и территориями – это сейчас отнюдь не только российская проблема, и мы много не поймем, если замкнем анализ в рамках своих границ. Модный ныне немецкий социолог У.Бек замечает: «Заблуждение заключается в том, что глобализация включает в себя только лишь глобализацию. Это не так. Речь идет также и о локализации. Нельзя даже подумать о глобализации, не обратившись при этом к вполне конкретным территориям и местам . Необходимость рассматривать локальные (региональные) проблемы как обратную сторону глобальных противоречий была для нас очевидной уже в минувшее десятилетие. Анализируя факторы, влияющие на политическую трансформацию в российских регионах, мы считали необходимым учитывать не только отечественные политические реалии, но на первое место поставили их глобальный контекст . Что же несет современная глобализация миру? – по-видимому, расширение пропасти между богатыми и бедными, с которой никто по-настоящему не знает, что делать . Это особенно ясно видишь на территориях «отсталых» стран, государств, чей суверенитет находится под вопросом. Россия после распада СССР оказалась в их числе. «Глотание суверенитета», произвол региональных «касиков» и т.п. были, по нашему убеждению, обратной стороной медали, следствием распада Большой России (Советского Союза) и поставленного под вопрос единства, целостности и суверенитета её самой большой части – так называемой Российской Федерации – члена содружества «независимых государств». Страну, на развалинах которой возникло ублюдочное СНГ, нельзя было в полной мере называть ни национальным государством, ни империей, но её независимость и суверенитет в мире никто не ставил под сомнение. В 1990-е годы часто возникала тревога, что мировая глобализация/региональная суверенизация приведут к распаду не только Советский Союз, но и Россию. С приходом к власти Путина начался новый период; советские люди как будто бы безвозвратно превратились в россиян, но время для выгодного России вхождения в процесс глобализации и позиции страны в мире также утрачены практически бесповоротно. За российской экономикой в основном закрепился статус сырьевой периферии в мировом разделении труда; российская демократия, скомпрометированная в годы ельцинской смуты, не дает серьезных шансов на формирование ответственной отечественной элиты, которая могла бы вырвать страну из колеи, ведущей в «третий мир». Путинская стабильность пришла слишком поздно.
В этой связи не вызывает особого восторга процесс унификации регионального законодательства и видимое прекращение региональной суверенизации. В условиях, когда на всех уровнях теневые практики доминируют над формальными нормами и институтами – это не такое уж большое достижение. Нам говорят о каком-то экономическом росте (что восстановит уровень пятнадцатилетней давности), но страна (дальше-больше!) - будет страдать от «голландской болезни» , демодернизируясь, увязая в зависимости от сырьевого экспорта, обременяя свою огромную и плохо обустроенную территорию слишком «тяжелым» и примитивным для сегодняшнего дня производством. При падении нефтяных цен в любой момент пресловутый рост сменится спадом. С другой стороны, пока, добыча на экспорт углеводородов и новый этап экспансии крупного бизнеса в регионы позволили заморозить центробежные тенденции в РФ – олигархам сейчас нужно единое политическое и экономическое пространство. Но - как и насколько долго это единство будет сохраняться в условиях растущих диспропорций между Центром и регионами – это большой вопрос .
Нарастающий разрыв касается не только направления экономи-ческих потоков, но и распределения культурного капитала, положения в пространстве медиа. Персонаж одного из редких современных ро-манов, где весьма точно и правдоподобно рисуется состояние полити-ческого поля в постсоветской России, говорит: «Мне кажется, людей сегодня интересует только то, что происходит рядом с ними: дома, на работе, в своем городе, в деревне. Как жить, как выживать. Ну, и большая политика, конечно. В смысле кремлевских поворотов, кото-рые опять же отражаются на людях: налоги, деноминация, пен-сии…» . При этом за «раскрутку» в столичных СМИ самого героя – главу администрации города нефтяников в Тюменской области – при-ходится платить десятки тысяч долларов. Так и происходит этот неэк-вивалентный обмен: «Когда хозяева уедут с буровой, парень наденет робу и встанет «у ключа» на устье скважины или полезет верховым на самую макушку вышки и будет вкалывать положенные восемь тяжёлых северных часов, чтобы вскоре из просверленной им и това-рищами длинной дырки в земле хлынула чёрная нефть и устремилась по трубе на запад, где превратится в зелёные хрустящие бумажки, коими и будет выстлан путь к Кремлю нового хозяина хозяев» .
Москва и остальная Россия – это уже сейчас два разных мира. Её сравнивают с «хабом» (Виктор Сергеев), важным узлом глобальной сети, концентрирующим власть, деньги, символические и другие ресурсы, посредством которых контролируется окружающее пространство. То есть фактически столица страны – это фактория Запада, лидеров глобальной экономики; и стоит ли удивляться, что именно здесь принимались решения (планы одностороннего разоружения, безумных геополитических уступок или приватизации через ваучеры или залоговые аукционы), которые имеют явно антинациональный, антигосударственный анти-российский характер.
В последние годы на роль второго «хаба» все больше претендует родина нынешнего президента – Санкт-Петербург. В этом, при желании, можно увидеть подоплеку действий «питерцев», борьбы кланов в путинском окружении, о которой так любят говорить политические комментаторы. Но является ли принципиально важным, по одно- или двухканальной системе будет продолжаться обескровливание провинции, одна или две столицы будут благоденствовать на фоне прогрессирующей деградации остальной страны?
В данных обстоятельствах представляется весьма наивной надежда на то, что «Россию спасёт провинция», что в глубинке сохраняется какая-то особая нравственность и чистота и т.п. Если такие островки и существуют, то океан «попсы» и «пиара» успешно их затапливает. Чем принципиально провинциальные mass media отличаются от столичных – только масштабами и качеством исполнения – вектор у них один. Провинциальная «экология культуры» перед лицом всего этого гораздо более уязвима. Местные власти, при каждом удобном случае, заявляющие в прошлое десятилетие об отстаивании интересов своих регионов перед лицом «плохого» Центра, на самом деле искали возможности сохранения своего господства; федералистская риторика уступала шансам заручиться поддержкой в президентской администрации и/или получить деньги от «олигархов», прибегнуть к услугам столичных PR-команд, более профессионально промывающих мозги провинциалам. Поэтому вряд ли в условиях внутренней колонизации, особенности регионального сознания могут иметь решающее политическое значение. Кроме того, мы в принципе согласны с И.Бусыгиной в том, что культурный регионализм вообще не характерен для русской традиции .
Кое-что, конечно, важно: электоральные различия в зависимости от региональных особенностей, формирование в постсоветской России некой региональной идентичности – факт бесспорный. Можно говорить о так называемом «красном поясе» или более серьезно связывать результаты голосования с характером местных социальных сетей , но речь здесь не об этом. Присущие многим странам острые противоречия между Центром и периферией, накладываются в современной России на общий, системный кризис, подкрепляемый процессами глобализации и подкрепляющий их. Россия все больше и безнадежнее отстаёт в экономике от наиболее развитых стран; регионы России, слабея экономически, теряют политические и культурные возможности отстаивать свои позиции перед лицом Москвы. «Гравитация» российского центра слишком сильна, и разрыв с провинцией нарастает. В углублении этой пропасти мы и видим основную угрозу российскому единству.
Политические конфликты современного глобального мира, про-тивостояние столицы России и провинции, перетягивание каната ме-жду региональной властью и местным самоуправлением – это не слу-чайные аномалии. Их наличие обусловлено отношениями «центр – периферия», контрастами в социальном и культурном развитии. И в отечественной и в западной науке существуют прямо противополож-ные взгляды по этой проблеме. Одни предлагают поддерживать, пре-жде всего, лидеров («регионы-локомотивы», наиболее развитые горо-да), другие настаивают на мерах по восстановлению единства разо-рванного политико-экономического пространства, перераспределении ресурсов в пользу аутсайдеров. В советские времена использовались обе эти стратегии: вспомнить лозунги и действия об «образцовом коммунистическом городе» или подтягивании национальных окраин – советских республик. «Подтянувшись», последние предпочли фор-мальное отделение.
С тех пор данная проблема, стоящая на разных уровнях, не стала легче. Свобода для сильных или равенство для слабых – разве эта ди-лемма стоит только для Москвы и не-Москвы, Центра и регионов? Нет, схожие дилеммы возникают и в отношениях между муниципаль-ными образованиями, практически во всех регионах России. В Коми, например, только половина муниципальных образований может по-хвастаться бездефицитным бюджетом (в 2003 г) и лишь 4 города вы-делялись среди общего уровня низкой инвестиционной привлекатель-ности . В 2004 году вообще осталось лишь одно недотационное му-ниципальное образование, в связи с централизацией бюджетных по-токов уже на уровне региона.
Авторитетный исследователь по схожему поводу пишет в конце книги о реформе местной власти в городах России: «Решение на уровне центр-периферийных отношений дилеммы между свободой и равенством в пользу последнего фактически означает равенство в нищете. Но и решение в пользу свободы оказывается невозможным при низком уровне муниципальной автономии. Таким образом, от политической и экономической автономии местного самоуправления в значительной степени зависит, будут ли российские города частью современной экономической, социальной и культурной системы ХХ века или же останутся заложниками беспомощной, бесперспективной и бессмысленной российской периферии» .
Гуманнее, наверно было бы не доводить дело до полного разо-рения «бессмысленной российской провинции», вспомнив хотя бы о кампании по ликвидации малых «неперспективных деревень». «Пер-спективные» центры, вырвавшись вперед, вовсе не жаждут серьезно помогать тем, чьи ресурсы они поглотили для своего рывка – и миро-вой, и отечественный опыт, как правило, показывает это. Но реальнее сейчас вариант, когда верхние этажи в сложившейся российской ие-рархии территорий и экономически, и административно будут про-должать курс, на то, чтобы не стать «заложниками» нижних - до кри-тического исчерпания там ресурсов.
Видимо, России регионов придётся испить эту чашу до дна.