Интерес современных исследователей к морально-правовым аспектам внешней политики и нормативной природе международного права вызван как объективными обстоятельствами, так и субъективными мотивами. Первые определяют ситуативный контекст политического дискурса о природе нового международного права, последние формируют контуры новой парадигмы мирового правопорядка. Совпадение знаковых событий мировой политики (окончание «холодной войны», распад СССР, глобальное лидерство США) с хронологическим рубежом смены эпох стало символом революционных перемен как в самой системе международных отношений, так и в способах их научной интерпретации. Трансформацию современного миропорядка исследователи почти единодушно связывают с процессами глобализации, взаимозависимости и транспарентности различных сфер международных отношений, глубоко меняющими структуру и контуры новой СМО, в которой наряду с национальными государствами все активнее проявляют себя и другие акторы мировой политики, полностью или частично лишенные признаков суверенности. Деконструкция прежнего миропорядка, созданного Вестфальским миром 1648 г., привела не только к размыванию национально-государственного суверенитета как базового понятия классического международного права, но и поставила вопрос о роли основополагающих принципов международного права – невмешательства государств во внутреннюю компетенцию друг друга, неприменения силы или угрозы силой, уважения суверенного равенства государств – в системе нормативного регулирования международных отношений. В условиях глобализации, динамичного расширения новых областей и участников транснациональных отношений неограниченный суверенитет государства постепенно превращается в фикцию, т.к. прерогативы власти по осуществлению контроля над населением, территорией и ресурсами средствами национальной политики и на основе норм национального права резко уменьшаются. В современной доктрине международного права утверждается представление о приоритете международно-правовых способов регулирования в таких сферах транснациональных отношений, которые прежде считались «священной и неприкосновенной собственностью» суверенов: права и свободы человека, типология и способы ведения войн, методы разрешения межгосударственных и межнациональных конфликтов, обеспечение мира и безопасности. Однако для закрепления обозначившейся в последние десятилетия тенденции верховенства международного права, легализации легитимных с точки зрения мирового сообщества гуманитарных интервенций и ОПМ требуется, по мнению юристов, создание принципиально новой нормативной и институциональной базы международных отношений, участники которой будут руководствоваться универсальными правилами поведения в составе единого мирового сообщества.
Реабилитация кантовского проекта «вечного мира» в контексте дискурса о современном праве цивилизованных народов объясняется насыщенностью проблематики немецкого мыслителя, совместившей в себе категории государственного и международного права, законности и правопорядка, политики и морали (за что современные исследователи творчества И.Канта справедливо назвали его «теоретиком без границ» ). Кантовские размышления о соотношении свободы и равноправия, государственного суверенитета и «всемирного гражданского состояния», правового универсализма и партикуляризма оказались неожиданно созвучными современным дискуссиям о справедливости и эффективности международного права в эпоху Постмодерна. Эпистемология Канта, объединившая преимущества нормативного и позитивистского подхода к исследованию международных отношений, оказалась востребованной представителями двух наиболее авторитетных направлений современной политической теории – неолибералами и неореалистами – в их стремлении к актуализации кантовского наследия на путях междисциплинарного синтеза.
Отталкиваясь от кантовского понимания морального закона как универсально значимой нормы, применимой ко всем субъектам международных отношений и в любых ситуациях, современные последователи немецкого философа (Х.Булл, Й.Гальтунг, Р.Арон, Г.Моргентау, Ю.Хабермас) считают реальным воплощением категорического императива основополагающие принципы международного права, зафиксированные в Статуте Лиги Наций, пакте Бриана-Келлога, Уставе ООН как «относящиеся к разряду строгих законов, имеющих силу при любых обстоятельствах и требующих немедленного осуществления» . Защита кантовского проекта правового универсализма от критики со стороны приверженцев прагматического подхода к изучению международных отношений сквозь призму баланса сил и интересов осуществляется Ю.Хабермасом посредством различения нормативного и ценностного содержания принципов международного права . Дж.Ролз и Й.Гальтунг делают акцент на универсализме категорий свободы, равенства и справедливости, которые не могут быть предметом торга или калькуляции социальных интересов. Х.Булл подчеркивает конвенциональный характер как самого международного права, так и институциональной природы современного миропорядка, концептуальной основой которых стал кантовский проект «всемирного гражданского состояния» и «мирного союза народов». Для А.Линклэйтера важна интуиция И.Канта относительно способности мирового сообщества достичь желанного равновесия между свободой и силой отдельных государств, создать «всемирно-гражданское состояние публичной безопасности» посредством вовлечения в процесс выработки «закона объединенной воли» всех субъектов мирового процесса, независимо от их статусной и политической природы .
Кантовский проект «международного права, основанного на публичных и опирающихся на силу законах, которым должно подчиниться каждое государство (по аналогии с государственным или гражданским правом для отдельных лиц)» исходил из традиционного допущения правового натурализма о том, что «в человеческой природе всегда живо уважение к праву и долгу». Критики естественно-правовой доктрины справедливо указывали на то, что трактат «К вечному миру» представляет собой типичный пример идеального права, «указывающего, каково должно быть отношение между людьми и государствами» . Смещение ракурса дискуссий о судьбе либерального проекта в сферу размышлений над природой международного права, способного дать адекватный ответ на вызовы Современности привело к продуктивному синтезу теории и истории международных отношений, политической философии и юриспруденции. Аргументы И.Канта оказались востребованными в споре Ф.Фукуямы и С.Хантингтона о путях и формах общественного прогресса, роли традиций и новаций в формировании облика современной цивилизации, пределах и перспективах транзита западных политических и правовых институтов в другие культуры. Следуя логике либерального триумфализма, М.Дойл, Б.Рассет, Дж.Оуэн считают неизбежным переход подавляющего числа участников международных отношений к универсальным ценностям свободы, демократии, уважения прав и свобод человека, открытой и гласной политике. Отмеченная И.Кантом неразрывная связь договорной природы правового государства с миролюбивым характером его внешнеполитического курса является аксиомой как для неореалистов, так и для неолибералов, утверждающих вслед за немецким философом, что в рамках«формально установленного мирного союза» демократии друг с другом не воюют. Не случайно, по мнению М. Дойла, расширение «зоны мира» усилиями либеральных сообществ сопровождалось распространением демократии, способствуя исполнению мечты В.Вильсона сделать мир более безопасным для демократии, а ценности демократии – приемлемыми во всем мире .
Проект «международного права, основанного на федерализме свободных народов, в котором каждому из них гарантировано его право» представлялся Канту компромиссом между свободой и суверенитетом. Философ сознательно противопоставлял свое видение международного правопорядка идеалу всемирного государства А.Сен-Пьера и Ж.-Ж.Руссо, считая главными атрибутами «союза народов» принципы кооперации и субсидиарности. По мнению современных авторов, в условиях глобальной взаимозависимости международное сотрудничество принимает de jure и de facto различные формы федеративной организации, в рамках которой привилегии и неприкосновенность государственного суверенитета ограничивается во имя безопасности и прав человека, солидарной защиты общих интересов и ценностей. Федерализм, тем самым, выступает институциональной основой международного гуманитарного права, демонстрируя совместимость свободы и порядка, суверенности и интеграции .
Создание Лиги Наций, ООН, СБСЕ, ЕС современные последователи Канта считают эмпирическим воплощением собственно либерального проекта «вечного мира». В природе этих международных институтов проявилась политическая культура и моральные стандарты либерально-демократических режимов: плюрализм, уважение прав и свобод человека, склонность к компромиссам и достижению консенсуса по общезначимым проблемам, неукоснительное следование законам и принятым обязательствам, – по ироничному замечанию Х.Альвареса, либеральные государства «всегда ведут себя хорошо и правильно», подчиняя категорическому императиву свои действия внутри и за пределами национальных границ. Таким образом, усилиями либерально-демократических режимов создается не только институциональная основа современного миропорядка – «федерация миролюбивых», – но и его правовое поле. Либеральноцентричная картина современного международного правопорядка, созданная современными последователями И.Канта, неуловимо сближается с цивилизационной дихотомией С.Хантингтона, в рамках которой понятия равенства, справедливости, законности, свободы, международного сотрудничества выступают не просто маркерами западной цивилизации, но и нормативным обоснованием особой роли Запада в процессе международного правотворчества и правоприменения. В новой мировой иерархии и международном праве легитимируются и легализуются превентивные войны, ведущиеся от имени либерального мирового сообщества против «преступных» тоталитарных режимов, гуманитарные интервенции, прецеденты регионального юнилатерализма (подобные операции НАТО в Югославии, США и Великобритании в Ираке). Соответствие акторов международного права критериям либеральной демократии должно учитываться, по мнению А. Слэйтер и Ф.Тейзена, в процессе международного признания государств и принятия их в состав международных организаций и программ сотрудничества, в ходе реформирования системы органов ООН, НАТО, ЕС. Экслюзивный проект «либерально-демократического мира», сформулированный в результате нео-нео консенсуса (неолибералов и неореалистов) 90-х гг. ХХ в., по существу отрицает основополагающий тезис И. Канта об универсальной конвенциональной природе международного правопорядка, основанного на всеобщем признании принципов и норм, регулирующих поведение всех участников мирового сообщества.
Итогом и уроком конфликта интерпретаций кантовского трактата 1795 г. в современной науке международного права стало новое понимание природы международного права. Толерантность, плюрализм, готовность к взаимным компромиссам, признание свободы и прав «другого» (несмотря на противоположный характер отстаиваемых им интересов и ценностей), стремление к вовлечению (а не исключению) множества «других» в процесс совместного решения глобальных проблем и международного правотворчества, – таков далеко не полный перечень характеристик идеальной системы нормативного регулирования международных отношений, истоки которого восходят к кантовскому идеалу свободы и справедливости «вечного мира» между народами.