Моральный порядок и агрессия

Специальная секция, организованная
при участии Исследовательского комитета РАПН и РОС «Политическая социология»

 

Время проведения: 28 февраля 2014 года с 14-00 до 16-00

Место проведения: РАНХиГС (Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ).
Адрес: пр-т Вернадского, д. 84, строение 2, учебный корпус №2

Краткий отчёт

Целью проведения секции было проанализировать результаты социологических исследований о состоянии морали в российском социуме и связи этого состояния с агрессией между различными социальными общностями, агрессии не всегда рационально мотивированной и, как правило, повышающей уровень социальной напряжённости.

Вел заседание Римский Владимир Львович (заведующий отделом социологии Фонда ИНДЕМ, Россия, Москва).

На заседании выступили:

1. Владимир Васильевич Петухов (к.ф.н., руководитель Центра комплексных социальных исследований Института социологии РАН, Россия, Москва). Общественная мораль: деградация нравов или кризис межличностного доверия?
2. Сергей Викторович Патрушев (к.и.н., заведующий отделом сравнительных политических исследований Института социологии РАН, Россия, Москва). Проблема морали и консолидации в условиях социокультурного раскола и фрагментации институционального порядка в России.
3. Григорий Львович Кертман (к.и.н., заведующий аналитическим отделом Фонда «Общественное мнение», Россия, Москва). Когнитивные предпосылки легитимации агрессии в массовом сознании.
4. Алина Юрьевна Багрина (к.п.н., координатор Некоммерческой исследовательской службы «Среда», Россия, Москва). Нормально ли «быть как все»? Исполнение заповедей, отношение к соседям и применение силы (опросы россиян, прихожан и митингующих).
5. Андрей Андреевич Игнатьев (к.ф.н., доцент Центра изучения религий РГГУ, Россия, Москва). Агрессия, кризис морального порядка и стратегии транзита.
6. Валентина Александровна Шилова (к.с.н., с.н.с. Центра социологии управления и социальных технологий ИС РАН, академический секретарь Сообщества профессиональных социологов, Россия, Москва). Моральный беспорядок, культура недоверия, коммуникативные разрывы, агрессия – тревожные симптомы болезни общества.
7. Владимир Львович Римский (заведующий отделом социологии Фонда ИНДЕМ, Россия, Москва). Моральное одиночество и немотивированная агрессия.

Заседание секции начал Владимир Васильевич Петухов. Он высказал сомнение в справедливости гипотезы о «моральной деградации» российского общества. Судя по результатам исследований, она верна лишь отчасти, а в действительности имеет место деактуализация многих базовых моральных норм и принципов, которые еще недавно формировали жизненные практики (трудолюбие, честность, скромность, и т.п.). Отсюда – моральный релятивизм, когда не только размывается грань между добром и злом, но и растет уровень «толерантности» в отношении возможности отступлений от некоторых моральных норм для достижения тех или иных целей, решений тех или иных проблем. Ведь в современном российском обществе жизненный успех и следование моральным нормам – вещи несовместимые. И это главная проблема сегодняшнего дня, по мнению Владимира Петухова, а именно – нарастающий и особенно опасный для молодежи разрыв между этическими установками и такой социальной средой. По мнению Владимира Петухова ситуация усугубляется тем, что государство в 90-е годы устранилось из сферы частной жизни граждан, и, в частности, из сферы морали, а сейчас пытается вернуться к их регулированию, но делает это крайне неуклюже и выборочно. При этом традиционные институты, в первую очередь, семья, школа и РПЦ не справляются с задачей формирования и поддержания адекватного уровня морали в обществе. На этом фоне проблемой становится появление огромного числа «инициативных самозванцев», претендующих на роли моральных авторитетов.

Сергей Викторович Патрушев начал своё выступление с тезиса о том, что сама по себе констатация морального кризиса или даже моральной деградации мало о чем говорит. Так, например, в США 21 века 60-70% граждан недовольны моральным климатом в стране, но это не приводит к существенным общественным проблемам. В современной России признание гражданами важности для себя и для будущего страны базовых моральных ценностей и гражданских добродетелей не означает для них готовности и возможности их реализовывать. Мораль разошлась с мотивациями гражданских и политических действий, а ведь в норме проблемные политические ситуации должны инициировать моральное мышление и определять, в том числе, и моральный выбор поведения в политике. Моральное поведение в нашей стране всё более связывается с выгодой, которая в рыночных условиях является и вполне рациональной причиной социального поведения и способом адаптации к нормативно-ценностной среде, в которой, по мнениям граждан, выгода господствует. По результатам социологических опросов россияне специфически понимают мораль как выгоду, личный успех, собственность, силу, так же, как и фундаментальные ценности: семью и традиции. Но для них не являются приоритетными такие базовые принципы морали, как равенство людей в отношениях между собой, уважение к чужому мнению, уважение и соблюдение прав человека, свобода, доверие. По оценке Сергея Патрушева в современной России мотивация выступает не объединяющим, а скорее разъединяющим основанием социальных практик в силу локализации морального порядка в различных малых сообществах (семья, родственники, друзья, коллеги, земляки) и непринятия за их пределами моральной ответственности за кого или что-либо. В нашей стране локальность и множественность моральных порядков и социальный пессимизм осложняют разворачивание практик, формирующих, воспроизводящих и трансформирующих правовой и политический порядки, современные социальные и политические пространства, и препятствуют общественной консолидации, в основе которой, в конечном счете, лежит базовый моральный консенсус. Этот консенсус остаётся недостижимым во многом в силу приоритетного использования личных связей и знакомств с «нужными» людьми для решений большинства проблем, неверия и неиспользования в этих целях безличных социальных институтов. В результате в нашей стране сохраняется низкий уровень как социетального доверия, так и доверия к властным институтам, поддерживается тенденцию к эгоизации, а не к индивидуализации (предполагающей социальную ответственность), усиливается фрагментированность институционального порядка и снижаются возможности общественной консолидации.

Григорий Львович Кертман начал своё выступление с утверждения о праводоподобности гипотезы о нарастании агрессивности в российском обществе, но по его оценке такую гипотезу вряд ли можно верифицировать. Ведь формы агрессивного поведения бесконечно разнообразны, а для объективной оценки динамики агрессивности нужен интегральный индикатор, способный учесть и «взвесить» разнотипные проявления бытового насилия, межэтнические конфликты, околофутбольные эксцессы, вербальную агрессию в интернете и т.д. Едва ли такой универсальный инструмент может быть сконструирован. При этом, по мнению Григория Кертмана, тезис о растущей агрессивности россиян не нов, и вполне возможно, что это устойчивая иллюзия, порождаемая стабильно высоким уровнем предрасположенности наших сограждан к агрессивному поведению и актуализируемая при любом поводе. По оценке Григория Кертмана ключевая проблема современного российского общества состоит в том, что у нас неразвиты социокультурные механизмы блокирования, сдерживания агрессии, а предрасположенность как к поддержке, оправданию и санкционированию насилия, так и непосредственно к агрессивному поведению обусловлена рядом фундаментальных характеристик картины мира и когнитивного стиля «среднего россиянина». Среди этих характеристик представление о легитимности только насилия, осуществляемого государственными структурами с соответствующими полномочиями в ответ на доказанное нарушение правовых норм, но при этом российскому массовому сознанию такие ограничения в целом не свойственны. В российском массовом сознании отсутствует сколько-нибудь отчетливая грань между преступлением и морально неприемлемым поведением или поступком. Иначе говоря, нарушение правовой нормы не является для «среднего россиянина» достаточным основанием для наказания. А дефицит законопослушания уже сам по себе повышает вероятность агрессивного поведения. Агрессия наших граждан нередко возникает и в отношении морально неприемлемого для них, но законного поведения, причём соразмерность «справедливой» кары за нарушение моральных норм определяется обычно произвольно, «на глаз». Латентная агрессивность стимулируется и крайне низким уровнем как институционального, так и межличностного доверия, характерным для российского общества. Латентной агрессивности способствует склонность российских граждан интерпретировать едва ли не любые локальные социальные взаимодействия деинституционализированно, как межличностные контакты. Ситуация, по мнению Григория Кертмана, усугубляется фрагментированностью российского социума, отсутствия в нём единых моральных норм. При этом наши сограждане склонны экстраполировать локальные нормы своих сообществ или субкультур на все общество, интерпретировать их как универсальные, и, попросту говоря, верить, что все «нормальные» люди воспринимают мир примерно так же, как их непосредственное окружение. Соответственно, они готовы санкционировать наказания за нарушение таких локальных моральных норм – нарушения, которые в других сообществах или субкультурах воспринимаются как вполне конвенциональное поведение. Это безгранично расширяет спектр моделей и образцов поведения, агрессия в отношении которых может быть санкционирована значительной частью россиян. Агрессивность россиян, возникающую и поддерживающуюся этими причинами вряд ли можно снизить «воспитательными» мерами, моральной индоктринацией. Выработка социокультурных механизмов блокирования агрессии требует, прежде всего, повышения уровня доверия и макросоциальной интеграции. Трудно сказать, как власти и элиты могли бы способствовать этому, но, как минимум, стоило бы избегать шагов и риторики, действующих в противоположном направлении – к снижению уровня доверия, фрагментации социума, правовому нигилизму и т.д.

Алина Юрьевна Багрина оценила тему секции «Моральный порядок и агрессия» как важную, но довольно сложную для обсуждения. По её мнению происходит деградация человеческого капитала в процессе пост-перестроечного развития России, что отражают изменения ценностей и смыслов морали и нравственности, которые существенно различаются в разных социальных общностях. И, тем не менее, по мнению Алины Багриной, определив, чем же является мораль для современного россиянина, возможно, в перспективе удастся выявить источники той самой немотивированной агрессии, о которой сегодня говорят все чаще. Но она отметила, что современный разговор о морали оказывается существенно затруднен отсутствием общепринятых определений: ключевые понятия и концепты (мораль, этика, нравственность, духовность) зависят от антропологических моделей, от «представления о человеке», на которые опираются те или иные эксперты и исследовательские организации. Если их понятийные системы отличаются, то разговор получается не слишком содержательным. Косвенно об этом свидетельствует дефицит инвестиций в современные «научные эмпирические исследования морали». Этот вызов усугубляется в ситуации перехода от доминирующей секулярной модели к постсекулярному разнообразию. По данным, полученным службой «Среда» в ходе ряда Всероссийских опросов, потребительские ценности в нашем обществе стали доминировать над ценностями традиционной морали – честностью, порядочностью, отзывчивостью, добротой и другими. При этом, по мнению Алины Багриной, в России сосуществуют несколько различных «моральных порядков», а «мораль как тип коммуникации» не работает; образцы поведения не транслируются. Причина – разрыв в преемственности как образовательных, так и воспитательных социальных практик, а также то, что с 1990-х годов де-факто основными моральными регуляторами и трансляторами образцов поведения в пост-советском обществе оказываются СМИ с их фрагментарным представлением социальной реальности. На основе результатов исследований она сделала вывод о том, что духовные запросы у людей с секулярным мировоззрением (с линейно-векторным отношением к пространству жизненного опыта, к смерти и времени) потенциально ведут к увеличению уровня агрессивности. По опросам прихожан московских храмов, проведённых службой «Среда», более агрессивны выбирающие идентичность «православные россияне» (женщины с невысоким уровнем образования, чьи религиозные чувства легко оскорбить), а существенно менее агрессивны – «православные христиане» (сравнительно молодые, социально ориентированные, их религиозные чувства «ничего не может оскорбить»). Агрессивности в российском обществе способствует и настороженность в отношении трудовых мигрантов, особенно часто проявляемая жителями крупных городов и желающими начать свой самостоятельный бизнес. По другим исследованиям службы «Среда» 2012-2013 годов христианское преставление о времени, смерти и Воскресении в нашем общественном сознании представлено слабо; доминирует секулярный взгляд на пространство жизненного опыта. А это приводит к представлениям о бессмысленности смерти и, следовательно, жизни. И по высказыванию протоиерея Александра Шмемана, которое Алина Багрина привела в заключение своего выступления, такое отношение к жизни и смерти ведёт к скрытому отчаянию и агрессии, к утопизму, разврату и глупости, поддерживаемыми тёмным подсознанием «нашей на вид счастливой и рациональной секуляристской культуры».

Андрей Андреевич Игнатьев высказал суждение о том, что исследователи уже достаточно много знают о факторах или проблемных ситуациях, которые так или иначе влияют на уровень агрессивности, провоцируя акты насилия или, наоборот, позволяя их избежать. И это знание, по его оценке, позволяет сделать вывод, что никакой моральный порядок сам по себе агрессивности не исключает, необходимо ещё право, в том числе уголовное, полиция, армия, спецслужбы и другие институты, которые, наоборот, её предполагают. Иными словами, на практике речь идёт не столько об исключении агрессивности из повседневной жизни, сколько о достаточно противоречивой, даже амбивалентной задаче ограничить или вовсе блокировать её деструктивные проявления, одновременно стимулируя те, которые исполняют какие-нибудь важные социальные функции. В такой перспективе рефлексия о проявлениях агрессивности становится источником множества парадоксов и антиномий, а название секции превращается в дилемму, для разрешения которой имеет смысл отвлечься от факторов или ситуаций, обусловливающих конкретные частные проявления агрессивности, и рассмотреть социальный контекст, в котором насилие человека по отношению к человеку является повседневной социальной рутиной. По мнению Андрея Игнатьева в таком состоянии общества формируется особый социальный контекст, обусловленный кризисом сложившегося морального порядка и того «общественного» модуса повседневной жизни, условием воспроизводства которого этот порядок является. Такой кризис может развиваться по самым разным причинам и на самых разных уровнях, от партикулярного индивида до общества или даже их совокупности в целом, однако инвариантом его сценариев неизменно является столкновение между конститутивной этикой автономных моральных принципов, которые, в свою очередь, являются предпосылкой меритократии или персональной карьеры, и сугубо континджентной этикой текущей оперативной целесообразности, почти всегда предполагающей физическое или психологическое насилие. Но, по оценке Андрея Игнатьева, этика текущей оперативной целесообразности в своих победах добра над злом всегда демонстрирует решения отдельных частных проблем, но никогда не имеет системообразующих последствий и не сказывается сколько-нибудь заметно на состоянии общества. На персональном уровне кризис морального порядка, по мнению Андрея Игнатьева, проявляется в том, что индивид перестаёт справляться с повседневными житейскими трудностями, а это обстоятельство способствует развитию аномии со всеми её хорошо известными побочными эффектами, включая суициды, различного сорта перверсии и рост бытового насилия, вызывает фрустрацию и моральную панику, провоцирующую или обостряющую конфликты с другими действующими субъектами, а также неврозы, психозы и аддикцию к психоактивным средствам, в конечном итоге – блокирует или заметно ограничивает перспективу стратегической рефлексии, а вместе с ней и рационального выбора. В таких условиях основным, если не исключительным мотивом повседневного социального действия становится необходимость разрядки аффекта, которая как раз и предполагает насилие, всё равно – политическое, сексуальное или чисто бытовое, причём даже не обязательно мотивированное: в условиях морального кризиса его объектом может оказаться кто угодно, когда угодно и по какой угодно причине. И, по мнению Андрея Игнатьева, если предлагаемый диагноз состояния, в котором находится общество пост-советской России, хотя бы отчасти верен (что, разумеется, не факт), внимания социологов заслуживают те формы социального поведения или стратегии транзита, посредством которых субъекты повседневного действия справляются с кризисом морального порядка и с его издержками. В числе таких форм и стратегий он назвал миграцию в географическом и социальном пространстве; всякого рода перемены в стратегиях и диспозитивах повседневной жизни; субкультуры, помогающие практики («службы спасения», благотворительность, консалтинг и коучинг, добровольчество), лидерство и религию.

Валентина Александровна Шилова предложила под моральным порядком понимать такое состояние общества, при котором абсолютным его большинством разделяются, поддерживаются и передаются от поколения к поколению ценности, традиции и образцы нравственного поведения. Для создания идеального морального порядка в обществе необходимо три условия – это наличие нравственных образцов, с одной стороны, их соблюдение и эффективная  репродукция, с другой. Дихотомией морального порядка будет моральный беспорядок. Моральный беспорядок – это такое состояние общества, где отсутствуют или присутствуют, но не разделяются и не соблюдаются большинством, нравственные ценности, традиции и образцы поведения, осложнен процесс их репродукции. В современной России, по оценке Валентины Шиловой, сохраняется культурная аномия с низким уровнем морали и нравственности. Ситуация отягчается сложившейся  в обществе культурой недоверия. По Питеру Штомпке, если общество доверия делает людей доверчивыми, добрыми и обязательными, то культура недоверия продуцирует цинизм, обман, недоверчивость и подозрительность. Культура недоверия поддерживает отчуждённость в обществе, смещаются ценностные критерии, теряют важность моральные ценности – честность, порядочность, ответственность, принципиальность и другие. По мнению Валентины Шиловой возникает такая логическая цепочка: коммуникативные барьеры и разрывы формируют общество недоверия, при отсутствии благополучной коммуникативной среды возникает вакуум и дефицит морально-нравственных стереотипов и установок, затрудняется их передача от поколения к поколению, а потому – возникает агрессия. Эта агрессия из защитного коммуникативного механизма превращается в жизненную стратегию, получает легитимность и статус ценности, укореняется в общественном сознании и передается, как установка. Гражданское общество могло бы способствовать формированию благоприятного морально-нравственного климата в обществе, снижения уровня агрессии. Для этого необходимо сформировать доверительное отношение российских граждан к общественным организациям и их активистам, но пока уровень этого доверия невысок. В российском обществе, по оценке Валентины Шиловой, коммуникация между социальными общностями находится на низком уровне, а отчуждённость и разобщённость – на высоком, потому социальная агрессия только нарастает.

Владимир Львович Римский оценил низкий уровень морали как значимую причину того, что в последние годы российские граждане, выросшие в хороших семьях и даже сопротивляющиеся криминальным средам, стали оказываться способными осуществлять насилие над другими гражданами с нарушениями их прав и свобод, включая и нарушение права на жизнь. При этом опросы общественного мнения показывают, что российским гражданам заметна связь низкого уровня морали с возможностями расстрелов одними других, нередко ни в чём не повинных, и даже не причастных к жизни первых. В последнем случае весьма явным становится проявление немотивированной агрессии, которую могут осуществлять внешне вполне благополучные граждане, не имеющие психических отклонений. По мнению Владимира Римского, снижение уровня морали в российском социуме – это одно из последствий разнообразных экономических, политических и социальных реформ начала 90-х годов прошлого века. Ведь эти реформы привели к очень быстрым трансформациям социальной структуры российского социума, к разрушению регулирующих взаимодействия в нём общих моральных норм, к разрушению традиций, основанных на них и сложившихся в советский период норм и правил социального поведения. Последствиями таких реформ стали не только плюрализм мнений, норм и правил социального поведения, но и нарастающая социальная аномия. И, если формальные нормы и правила внедрялись целенаправленно и осознанно на основе писаных законов и других нормативно-правовых актов, неформальные нормы и правила появлялись как реакция на неадекватности формальных, как способы решений разнообразных проблем в социальных взаимодействиях, как способы адаптации к реальным ситуациям. Неформальные нормы и правила нередко оказывались сильнее формальных, а потому исправить общественную мораль средствами права и закона российским органам власти не удавалось. По мнению Владимира Римского, во многом это происходит потому, что российское государство отказалось поддерживать нормальную социализацию своих граждан, а никакие другие социальные институты за выполнение этой функции не взялись. Социализация в нашем обществе осуществляется по преимуществу неформальными социальными общностями – семьями, молодёжными субкультурами, этническими объединениями – и по принятым в них нормам и правилам. Поэтому всё большей проблемой становится усвоение в ходе социализации общих моральных норм и правил, ведь они различны в разных социальных общностях. В современной российской ситуации семьи воспитывают в своих детях нормы морали и нравственности, принятые родителями, не осознавая, что эти нормы расходятся с нормами общественной морали. Родители не осознают, что такое расхождение норм семейной и общественной морали может рано или поздно привести их детей к немотивируемой рационально агрессии против чужих индивидов, против совершенно неповинных граждан. Одно из объяснений возникновения такой немотивируемой рационально агрессии у индивидов дал Эрих Фромм в своей книге «Бегство от свободы», как последовательное расширение свободы индивидов через слишком сильное их освобождение от политических, экономических и духовных ограничений, включая и религиозные, а также от абсолютистского государства Нового времени. Владимир Римский считает, что описанные Эрихом Фроммом закономерности применимы и к современной российской ситуации, в которой такое сильное и быстрое освобождение от разнообразных ограничений, включая моральные, приводит к тому, что Эрих Фромм назвал «моральным одиночеством», т.е. к отсутствию у индивидов «связанности с какими-либо ценностями, символами, устоями». Но поскольку человек – существо социальное, такое моральное одиночество для него непереносимо, непереносимо ощущение противостояния всему миру. Для выхода из морального одиночества есть два пути, как писал Эрих Фромм. Один путь – через любовь и труд, через проявление своих способностей вновь обрести единство с другими индивидами, не отказываясь от собственной независимости и целостности личности. Другой путь – это отказ человека от свободы, это бегство из невыносимой ситуации, в попытке преодолеть свое одиночество, устранив разрыв, возникший между его личностью и окружающим миром. Выбирая второй путь бегства от свободы, которая ему предоставляется обществом, индивид постоянно ощущает собственную неполноценность и стремится её преодолеть с помощью реализации инстинкта власти, заложенного в каждом человеке с рождения. А поскольку инстинкт власти у индивида, выбравшего второй путь, не ограничивается общепринятыми моральными нормами, прежде всего, запретами нарушений прав и свобод других индивидов, этот инстинкт может реализовываться в немотивированной рационально агрессии, направленной на других. С помощью такой агрессии индивид нередко пытается доказать самому себе свою способность властвовать, а потому нередко жертвами немотивированной рационально агрессии становятся беззащитные индивиды, дети, старики, инвалиды, которые не могут защитить себя. Но такая агрессия не может надолго удовлетворить инстинкт власти агрессора. И, если такого агрессора не остановить, он будет продолжать совершение актов насилия неограниченное число раз, что очень опасно для социума. По мнению Владимира Римского, чтобы в нашем социуме было как можно меньше немотивированного насилия, социальной агрессии и расстрелов ни в чём не повинных граждан, необходимо вырабатывать и поддерживать общие моральные нормы. Это может стать важнейшим стратегическим приоритетом деятельности государства и гражданского общества, основанием их сотрудничества, одной из важнейших задач перестройки системы воспитания и образования в нашей стране.

Заседание секции проходило в течение 2 часов, вопросов от участников заседания было немного. По отзывам некоторых участников заседания секции они следили за разворачивающейся дискуссией между докладчиками, за обоснованиями их позиций по тематике секции, которые иногда существенно различались.

Проведённое заседание секции при различиях в позициях докладчиков, иногда весьма существенных, показало, тем не менее, как теоретическую и практическую значимость, так и возможность социологических исследований сферы морали и её связи с социальной агрессией. Но эта тема пока нечасто становится предметом социологических исследований. К сожалению, по окончании всех докладов не осталось времени на проведение общей дискуссии, и она стихийно продолжилась в отдельных небольших группах участников заседания в кулуарах конференции.

Опубликовано: 20.12.15