Обретение мощей святой Украины состоялось. Взрывные для этой фронтирной страны президентские выборы показали еще раз, теперь уже особенно ярко, цивилизационную, культурную и политическую несовместимость запада и востока украинской государственной территории, ментально-географический раскол украинского народа. Нетрудно здесь, что неоднократно отмечалось, проследить происхождение такого цивилизационного разлома в веках, указав на очевидные обстоятельства переломного для истории и географии этой части Восточной Европы XVII века.
Весьма характерно, что по этой же линии – за того или иного кандидата, за те или другие подсчеты голосов на выборах – раскололись и международные наблюдатели, подтверждая собственной позицией внешние аргументы и обоснования политико-географического разрыва Незалежной. Казалось бы, только скажи: «Москали, геть до вашей Москвы!», – и всё устаканится, образуется; Украина срастется волшебной свиткой, как ни в чём ни бывало, проявляя в очередной раз свою онтологическую живучесть. Ан нет, проклинай ли поляков, русских ли, Европу ли, а то и, невзначай, турок и крымских татар с ногаями, великий «крест» Украины – ибо раскалывается она сама примерно по линии север – юг, но в то же время служа прозрачной и существенной «Большой границей» Европы и Востока, растянутой с запада на восток – налагает на всех её политических соседей, друзей и недоброжелателей, серьезные историософские обязательства.
Смущаясь призрачной историей украинской государственности, мы осознаем корневую сущность украинской культуры, вынужденной почти всегда цепляться за формальные признаки чужих, хотя иногда и родственных культур. Ментальная энергетика Украины подпитывалась польскими, турецкими и русскими влияниями, однако образы Северного Причерноморья выражались максимально просто украинской «мовой». Именно украинский язык служил и служит часто оправданием страны; украинские народные песни останавливают на краткие песенные моменты образный поток, ставший, так или иначе, Украиной. С этим ничего не поделаешь.
Точно ли обелять нарождающуюся государственность богатой народной культурой? Давайте, может быть, поговорим о культурных и политических украинских автономиях, поскольку, как мы знаем, не всякой культуре и не всякому народу обязательно нужны государственность и высокая политика. Конечно, генезис украинской государственности подчас опереточен, будь то Хмельницкий или Сагайдачный, Мазепа или Скоропадский, Кравчук или Кучма. Полукочевой быт украинского казачества, Дикие поля, бывшие ареной жестоких столкновений великих держав, пестрота сменявшихся на современной украинской территории этнических групп и политических образований, беспощадная конкуренция Речи Посполитой, потом Польши и России на военно-политическом и религиозном фронтах за украинские местечки и сердца – список всё же будет не весь. И не случайно: образ порубежья и пограничья становится и развивается как место интерференции масштабных, часто меняющихся силовых политических и культурных полей, однако само пограничное пространство, используя чужие знаки и символы, формирует и строит незаметные поначалу для внешних наблюдателей собственные иерархии значений и смыслов.
Быть провинцией всего, что можно; быть абсолютной и смехотворной провинцией всей Европы, утверждая себя её Центром; быть захудалыми ментальными задворками второстепенных культурных метрополий, затыкая за пояс Молдову или Румынию – вот внешняя задача страны и государства Украины. На самом деле – это серьезная задача, потому что просто провинциальных, небольших, малых государств очень много – и они привлекают туристов своей живописной этнографичностью. Образ Большой провинции, как и образ Большой границы, естественен для Украины. Прославляя сало в шоколаде и гопак, щеголяя в шароварах по Крещатику, Украина обретает надежную и незаемную автохтонную идентичность, ориентированную по всем возможным азимутам. Смеясь над собой – в политике и в быту – она становится (под хохот соседей) Большой страной Черного моря.
Безусловный и видный издалека на политико-географической и культурно-географической карте хороним, Украина крайне бедна осмысленными в собственном ментальном пространстве топонимами. Еврейские местечки, черноморские порто-франко, суржиковые слободы Малороссии, приполяченные городки Прикарпатья – все вместе они образуют чудовищный топографический суррогат, расслабленное и не сосредоточенное пространство, вынужденное расползаться, как гнилая тряпка при мытье пола. Наличие чисто «хохольских» географических названий; территорий, сохраняющих козацко-селянскую ауру, не спасает от суровой ревизии надвигающихся на Украину трансконтинентальных образов.
Скрепы Украины – в крепости приморского и поморского тренда страны на юг, смотрящий в Средиземноморье. Стругами запорожских казаков, бивавших скопища турецких галер, нарастал вектор-ориентир Большого Юга; отрядами князя Дмитрия Вишневецкого прокладывался путь из польско-русской Украины к Украине византийско-левантийской. Подобно России на Каспии и Италии в Средиземноморье, Украина «расписывает» Черное море как пространство центробежное и центростремительное одновременно. Образно-географическая задача Украины – совершить удачный дрейф в сторону мощных природно-культурных символов, призванных обеспечить надежный «нулевой цикл» её политико-географической натурализации. Не Крымом только и не столько, но всем своим морским побережьем Украина должна закартировать самоё себя как южный, трансконтинентальный и транскультурный образ.