1. Крупномасштабные трансформационные процессы последних десятилетий ХХ — начала XXI столетий — геополитические геоэкономические, информационно-комму¬ни¬ка¬тив¬ные, цивилизационные, социокультурные, демографические и иные — не могли не оказать существенного воздействия на политическую составляющую жизнедеятельности мирового сообщества, представленного умножающимся числом государств, входящих во все более тесное взаимодействие социумов и многомиллиардных масс индивидов со всем многообразием присущим им мировоззренческих, ценностных ориентиров, форм ментальности и социального поведения, опытом, надеждами и устремлениями. Качественно новый уровень всемирности, а с ним — взаимозависимости и взаимоответственности всех политических акторов за поддержание жизни на земле, предполагает высокую степень их способности к современному поиску наиболее эффективных и безопасных маршрутов движения в будущее,. Соответственно настоятельно встает проблема качественного обновления политических инструментариев обеспечения управляемости на всех уровнях — локальном, национальном, региональном, глобальном; ширятся дискуссии о путях становления нового мирового порядка и возможностях создания мирового правительства, о функциях и роли национальных государств в глобализирующемся мире, о соотношении эндогенных и экзогенных факторов общественного развития. Усиливаются сомнения в способности политики как таковой и национальных и международных политических институтов скорректировать и модернизировать унаследованные от ХХ столетия методы достижения общественного консенсуса, гражданского самосознания и политической социализации с помощью политических партий, а также активности гражданского общества при растущем давлении извне на наднациональном уровне. Эти сомнения в немалой степени обусловлены тем, что на наших глазах усиливается тенденция к монополизации накопленных за последние десятилетия небывалых по своим возможностям научно-технических, интеллектуальных, финансовых и иных ресурсов небольшим кругом стран, силами транснационального бизнеса и связанных с ними политических и интеллектуальных элит — в ущерб значительной части населения земного шара. Как справедливо подчеркивается во многих исследованиях, посвященных глобализации и ее неоднозначным последствиям, способности воспринимать в совокупности разновекторные политические, социальные, экономические и иные процессы интегрирующего и одновременно дезинтегрирующего свойства представляет серьезный интеллектуальный вызов современному обществознанию в том числе — политологии.
2. Одной из главных политических проблем современности является вопрос о жизнеспособности демократии как таковой в условиях новых вызовов XXI столетия и возможности формирования некой гомогенной «глобальной демократии» на основе восторжествовавших после крушения мирового коммунизма на рубеже 80—90-х гг. ХХ века концептов «неолиберализма» и «неоконсерватизма». Убежденными сторонниками проекта глобализации западной либеральной демократии на исходе второго тысячелетия выступили правящие круги США и других государств евроантлантического сообщества. Со времен «холодной войны» вплоть до настоящего времени западные демократии, подтверждая свою приверженность принципам «открытого общества», правового государства, плюрализму и правам человека, усматривают в либеральной демократии и рыночной экономике животворную силу, способную покончить с самыми древними врагами человечества — голодом, нуждой и отчаянием, расковать творческую энергию индивидов, решить экологические, демографические и иные глобальные проблемы. Средоточием такого гомогенизированного проекта общепланетарного развития стали, как известно, постулаты Вашингтонского консенсуса и практические действия на мировой арене единственной супердержавы мира — США в 90-х гг. ХХ — начале XXI вв., а также программно-политические установки Европейского союза, разработанные в эти же годы. Проводимые в жизнь не только по отношению к странам Центральной и Юго-Восточной Европы, к России и СНГ, но и ко многим странам Латинской Америки, Африки, Ближнего Востока и Азии, они стали мощным инструментом глобализации мировой экономики, рынков, общепланетарных масштабов действия финансового капитала и новейших информационных технологий, насаждения стандартов «потребительского общества». Далеко не столь однозначными оказались плоды этой деятельности в важной составляющей этого глобального проекта — битве за демократию и свободы. Это стало очевидно уже на рубеже ХХ—XXI столетий несмотря на непрекращающуюся демократическую риторику мировых информационных центров и победные реляции по поводу природы политических трансформаций последнего десятилетия.
3. Как представляется, совокупный драматический опыт ХХ столетия предупреждает против соблазна максимально формализовать и даже смоделировать оптимальный вариант демократии как ценностного ориентира развития, политического метода решения общественных, социальных, гуманистических проблем, типа политического режима, способного предупредить конфронтационные, «лобовые» столкновения в обществе и государстве, грозящие непоправимым ущербом общественному консенсусу и целостности государственности. Опыт нового и новейшего времени свидетельствует о том, что универсальные ценности демократии, сформулированные выдающимися политическими мыслителями Просвещения и творчески развитые идеологами модернизма и постмодернизма, во-первых, воплощались во множество страновых и региональных вариантов, порою весьма несхожих между собой, о чем свидетельствует умножающаяся политологическая дифференциация типов демократии («зрелая» или «развитая демократия», «фасадная», «квази-демократия», демократия конфликтная и консоциативная, либеральная и радикальная, «атипичная», «гибридная» и т.п.), во-вторых, претерпевали серьезную эволюцию на различных исторических этапах общественного развития XVIII—XX веков. Эффект «третьей волны демократизации» 80—90-х годов ХХ столетия во многих развивающихся странах, дополненный далеко не однозначным опытом и уроками демократического транзита в «постсоциалистических» странах, заставил многих зарубежных и отечественных политологов задуматься над мерой универсальности западной либеральной демократии в странах и регионах с иной цивилизационной и социокультурной динамикой, над возможностями и пределами экспорта западных моделей демократии ускоренными методами, включая чисто-военное, силовое ниспровержение диктаторских режимов (т.н. «превентивная дипломатия» и «гуманитарные интервенции»), и над серьезными взаимозависимостями между принятием приоритетных для либеральной демократии гражданских, политических и экономических свобод и мерой социального благополучия не только привилегированного меньшинства, но и основной массы населения. Предметом серьезного переосмысления становится соотношение в современных условиях свободы и равенства (даже если под последним имеется ввиду типичная для либеральной демократии интерпретация последнего как правового равенства и равенства возможностей), интерпретация прав человека, которая, согласно документам ООН, предполагает совокупность политических, гражданских и социальных прав. Поскольку одним из тезисов «неолиберализма» является призыв освободить всемерно государство от социальных и экономических функций, в том числе посредством приватизации государственного достояния, налицо, особенно в зрелых западных демократиях, тенденция к расширению сферы приватного права в противовес публичному, что ведет к ограничению возможностей государства отстаивать не только государственные, но и общественные интересы, к сосредоточению в руках крупного бизнеса обширных, никем неподконтрольных властных полномочий. На первый план выступают проблемы конкурентоспособности, эффективности экономики, модернизации вместо демократизации; рыночные принципы привносятся в политическую сферу, зачастую дискредитируя демократические ценности.
4. Немаловажным вызовом накопленному западными демократиями опыту обеспечения политической и социальной стабильности и перспективам распространения «вестернизированных» моделей демократии на обширную периферию мира являются достаточно сложные процессы политической трансформации самих западных демократий, обусловленные глобальными вызовами и кризисными явлениями в политической жизни ряда стран западного сообщества. Вместе с тем с явными претензиями на активное участие в мировой политике, после кризисных для постколониального мира 70—80-х годов ХХ в., выступают в наши дни многие страны, имеющие за плечами многовековую цивилизационную историю, основывающуюся на собственных ценностных ориентирах. Этот идущий от не-Запада вызов далеко неоднозначен, о чем свидетельствуют достаточно сложные политические процессы во многих странах и континентах, да и новые глобальные угрозы — такие, как терроризм, наркотрафик, нелегальная миграция и т.п. Серьезным преткновением для столь необходимого для современного мирового сообщества процесса демократизации международных отношений является подмена реального равноправия больших и малых государств иерархической системой сложных зависимостей, определяемых соотношением военно-стратегических, экономических, политических, интеллектуальных и иных ресурсов, возрождение гегемонизма разных уровней, опасность деструктивных, антицивилизационных реакций втягиваемых в глобализацию традиционалистских обществ и их антимодернистски настроенных элит и, напротив, соблазна технократических диктаторских методов поддержания собственных цивилизационных завоеваний со стороны «освобожденного» «золотого миллиарда». Все это ставит, как никогда, остро на повестку дня мобилизацию демократических сил всей планеты, хотя шансы на это осложнены до крайности растущей сегментизацией и фрагментацией мирового сообщества, не принимаемой в расчет поборниками глобального «мега-общества».