1. Исходной позицией, на которой основывается логика и содержание моего выступления, сводится к тому, что публичная политика — эта та сфера политических отношений, в которой институты государства и гражданского общества взаимодействуют в условиях относительной гласности (публичности) и открытости. К группам интересов, участвующих в такого рода взаимодействии, я отношу не только "добровольческие " организации и объединения, но и крупные корпорации.
Не будучи частью инфраструктур гражданского общества, они в то же время представляют собой достаточно гомогенные социальные общности, и в той мере, в какой они отстаивают перед государством свой совокупный корпоративный интерес, они также вынуждены сплошь и рядом действовать в условиях открытости и публичности.
2. Существенной особенностью политического участия групп интересов является постоянно возрастающая роль этого участия в политическом процессе, причем не только на национальном, региональном и местном, но и на глобальном уровнях. Процесс этот, в котором, конечно же, имеют место и сбои, и попятные движения, имеет как свои количественные, так и качественные параметры.
3. Наиболее существенные сдвиги, приведшие к кардинальным качественным изменениям в месте и роли групп интересов гражданского общества в политическом процессе, произошел в 60-х начале 70-х годов прошлого века, когда в полный голос заявили о себе группы и организации, действовавшие в рамках «новых социальных движений». Это, прежде всего антивоенные, экологические, правозащитные, потребительские и другие организации и движения, которые, начиная с этого времени, заняли свою, самостоятельную нишу в сфере гражданской социальной и политической активности. Их принципиальное отличие от «старых» социальных движений и организаций (профсоюзов, ассоциаций мелкого и среднего бизнеса, крестьянских фермерских объединений и т.п.) состояло и состоит в том, что если эти последние выступали и продолжают выступать (в политическом плане) как своего рода «приводные ремни» партий, делегирующих им свои политические функции и выступающие скорее в качестве сил поддержки, то новые социальные движения, напротив, чаще всего идут в «авангарде» борьбы за свои требования. Соответственно, они либо действуют полностью самостоятельно, либо стремятся превратить политические партии в «орудие» достижения поставленных ими целей и обратить их в свою веру.
4. Разумеется, подобного рода качественный сдвиг самым существенным образом сказался на роли и месте политических партий, породив в целом ряде случаев серьезные кризисные явления в их среде, а также многочисленные и не прекращающиеся до сих пор рассуждения об «упадке» и даже «конце партий». Как бы то ни было, вопрос о роли партий и о соотношении партийной и непартийной политической активности был поставлен самой жизнью, и ответ на него до сих пор не найден ни зарубежной, ни отечественной политологией. Возможно, что наша российская действительность и те процессы формирования общественно-политических структур, которые идут здесь, что называется, с чистого листа, помогут лучше увидеть вектор развития этих структур и существенно продвинуться в этом поиске.
5. Качественные сдвиги в «соотношении сил» между партийными и непартийными субъектами публичной политики еще более отчетливо видны на макрорегиональном уровне. Группы интересов в Европейском союзе несравненно более активны, нежели, так называемые европартии, сфера деятельности которых практически ограничивается рамками Европарламента. Если же брать уровень глобальной политики, то здесь глобальные гражданские движения и НКО, резко активизировавшиеся в связи с процессами глобализации, едва ли не полностью затмили такие некогда влиятельные международные организации, как Социнтерн, а также объединения либералов и консерваторов.
6. Возрастание роли групп интересов в публичной политике не в последнюю очередь связано с той резко возрастающей ролью, которую начинают играть (и уже играют) крупные корпоративные структуры. Причем, если на уровне отдельных государств их весомая политическая роль выявилась уже достаточно давно, то на межрегиональном (ЕС) и глобальном уровнях — это скорее относительно новый феномен, роль и влияние которого еще не проявились в полной мере.
7. Одной из особенностей политической активности групп интересов является заметно возросшая тенденция к новым формам их отношений с государством. На место традиционного трипартизма, в рамках которого осуществлялось взаимодействие бизнеса, профсоюзов и государства, выдвигается новая трипартистская модель (или «новое социальное партнерство»), в котором центральное место в качестве представителей «третьего сектора» занимают упомянутые выше организации «одной цели» и их зонтиковые организации. Не менее существенные сдвиги происходят и на глобальном уровне, где отношения между ТНК и другими структурами крупного и сверхкрупного бизнеса, с одной стороны, и глобальными НКО, с другой, уже выдвинулись в качестве одного из главных факторов, определяющих развитие мировой политики.
8. Все сказанное выше позволяет заключить, что выдвижение групп интересов в качестве все более влиятельных субъектов публичной политики имеет своим следствием далеко идущие изменения не только в сфере активности самих этих групп, но и в более широком спектре общественно-политических отношений. Анализ этих изменений, с точки зрения автора - одна из насущных задач политического анализа.