К проблеме обоснования легитимности тоталитарной традициив истории общественной мысли

Гуторов В.А. (Санкт-Петербург)

Прошло уже почти 70 лет с тех пор, как австрийский философ К. Поппер, оказавшись в эмиграции в Новой Зеландии и узнав о вторжении гитлеровских войск в его родную страну, приступил к созданию своей знаменитой книги “Открытое общество и его враги” (опубликована в 1945 г.).
В настоящее время вполне резонно задать вопрос - есть ли какой-либо смысл в том, чтобы вновь обращаться к довольно сложной и, казалось бы, весьма далекой от современных российских идейных баталий аргументации философа, коль скоро объект его критики стал уже частью нашего исторического прошлого? И все же, несмотря на то, что такой вопрос представляется многим интеллектуалам вполне риторическим, я позволю себе предположить, что для современной России осуществленный Поппером критический анализ истоков тоталитаризма во многом остается актуальным.
Основу книги Поппера составляет восходящая к либеральной традиции XIX в. философия прогресса, которая отчасти скорректирована как собственными авторскими изысканиями в области методологии науки, так и различными социологическими и философскими теориями первой половины ХХ в. В результате само понятие “открытое общество”, введенное в научный оборот А. Бергсоном для описания социальной организации, противоположной сообществу, “едва вышедшему из лона природы”, в котором господствуют примитивные религиозные верования, принимает совершенно рационалистический характер. В отличие от “закрытого общества” со свойственной ему “верой в существование магических табу” в открытом обществе “люди (в значительной степени) научились критически относиться к табу и основывать свои решения на совместном обсуждении и возможностях собственного интеллекта”.
В политическом плане такому типу общественной организации и сознания соответствует современная либеральная демократия. В письме, адресованном русским читателям и напечатанном вместо предисловия в первом российском издании своей книги, Поппер подчеркивал: “Я защищаю в ней скромную форму демократического (“буржуазного”) общества, в котором рядовые граждане могут мирно жить, в котором высоко ценится свобода и в котором можно мыслить и действовать ответственно… Во многом оно походит на общество, ныне существующее на Западе. Это открытое общество, столь высоко ценящее мир и свободу, возникло в результате ряда глубоких и радикальных революций”. Единственно возможной верой для такого общества является гуманизм, т.е. приверженность к свободе и братству всех людей, к эгалитаристской справедливости и человеческому разуму.
Такие, проходящие сквозь всю книгу, “сверхпростые” характеристики открытого общества свидетельствуют о том, что Поппер ощущал себя его идеологом. Позиция идеолога всегда амбивалентна. Неизбежность возникновения противоречий в его аргументации как бы запрограммирована его мировоззрением, пронизанным ценностными суждениями, моральными антитезами, сквозь которые почти всегда проглядывает стремление обосновать программу определенной социальной группы, выражающей “главную историческую тенденцию” развития человечества. Иными словами, идеолог почти всегда обязан быть оптимистом наперекор всему, даже тогда, когда его оптимизм окрашен в трагические тона.
Но вместе с тем нельзя не отдавать себе отчета в том, что именно сочетание исторического оптимизма со стремлением к научному анализу истоков тоталитарной традиции в европейской общественной мысли от Платона до Гегеля и Маркса сделали книгу “Открытое общество и его враги” очень выразительным документом своей эпохи. Как идеолог и теоретик Поппер, например, не мог вполне беспристрастно относиться к тем местам в сочинениях Платона, в которых великий греческий философ открыто нападал на индивидуализм и интеллектуальную свободу, развившиеся в античной Элладе в период ее наивысшего культурного подъема.
Тоталитарная тенденция в человеческой практике и в сфере общественной мысли рассматриваются Поппером как неизбежная реакция на величайшую революцию, знаменующую переход от закрытого общества к открытому, положившую начало западной цивилизации с такими ее основополагающими ценностями как индивидуализм и свобода. Эта революция, возникшая в Греции, до сих пор находится, по мнению Поппера, в своей начальной стадии. Платоновское творчество, равно как и возникновение инквизиции в средневековой Европе или распространение и победа марксистского социализма, являются симптомами напряжения цивилизации, реакцией традиционного общества, в котором индивид полностью растворяется в коллективе. “Моя попытка понять Платона при помощи аналогии с современным тоталитаризмом, - отмечал Поппер, - к моему собственному удивлению, привела меня к необходимости изменения моих взглядов на тоталитаризм. Я не изменил моего враждебного отношения к нему, но в конце концов осознал: сила и древних, и новых тоталитарных движений - как бы плохо мы не относились к ним - основана на том, что они пытаются ответить на вполне реальную социальную потребность”.
Такой совершенно объективный и беспристрастный взгляд предвосхищает выводы тех современных ученых, которые рассматривают тенденцию ко всеобщему огосударствлению, отчетливо проявившуюся в советской России и нацистской Германии, лишь как частный случай “тотального коллективизма”, впервые возникшего в древневосточных деспотиях и способного постоянно воспроизводиться в условиях любой культуры(Х. Арендт, М. Восленский, А. Зиновьев, и др.).
По совершенно справедливому замечанию Д. Сартори, “неожиданный элемент тотального господства в наше время состоит в том, что оно может быть наложено не только на общества с традиционно деспотическим правлением (такие как Россия и Китай), но также на общества, взращенные христианской, либеральной и либерально-демократической традицией и вышедшие из нее”.
Хотя такой взгляд на тоталитаризм вовсе не противоречит методологии Поппера, для самого автора “Открытого общества” подобные рассуждения являются табу. Он искренне убежден, что, раз отведав плодов цивилизации, человечество уже не может “вернуться к мнимой невинности и красоте закрытого общества”. “Чем старательнее мы пытаемся вернуться к героическому веку племенного духа, тем вернее мы в действительности придем к инквизиции, секретной полиции и романтизированному гангстеризму”. Приведенные выше попперовские замечания являются косвенным признанием того, что ни одно современное общество не гарантировано от нового витка тоталитарной спирали. И ближе всего к перерождению находится такое общество, которое переживает или только что пережило очередную революцию и через которое проходит разлом современной индустриальной цивилизации.
Мне кажется, что именно с этих позиций следует подходить к ситуации, сложившейся в настоящее время в России. Поскольку давно известно, что в своем отечестве пророков нет, приведем мнение одного из современных последователей философии Поппера. Дж. Сорос в своей работе “Новый взгляд на открытое общество” (М., Изд-во Магистр, 1997) с большим пониманием существа дела утверждает: “Хотя советская система прекратила существование, распад всемирного закрытого общества не привел к возникновению всемирного открытого общества. Даже наоборот. В бывшей Югославии этническая концепция гражданства возобладала над концепцией общеправовой, а воцарившаяся в России система грабительского капитализма - это пародия на открытое общество…Система грабительского капитализма, установившаяся в бывшем Советском Союзе, столь чудовищна, что люди вполне могут пойти за каким-нибудь притягательным лидером, который пообещает им национальное возрождение ценой гражданских свобод”.
Опираясь на попперовскую методологию, можно с полным основанием предположить, что произвольное, почти насильственное внедрение псевдолиберальной идеологии в общественное сознание, сформировавшееся (и продолжающее развиваться) в условиях господства авторитарной политической культуры, доставшейся нам в наследство от монархического и коммунистического прошлого, только ускорит создание нового “образа врага”, с которого начнется поворот к новой деспотии с ее возможной последующей тоталитарной трансформацией. “История начинается сегодня, - заметил Поппер в послесловии к русскому изданию своей книги. - Мы можем извлечь из нее уроки, однако будущее - это вовсе не продолжение и не экстраполяция прошлого. Будущее еще не существует, и именно это обстоятельство налагает на нас огромную ответственность, так как мы можем влиять на будущее, можем приложить все силы, чтобы сделать его лучше”.
Опубликовано: 20.01.06