Редкая работа по теории идеологии не начинается с сетований на непреодолимые трудности, связанные с наличием множества радикально разных интерпретаций данного понятия. И хотя перипетии его сложной истории неоднократно описывались и анализировались, это не всегда помогает избежать неосознанной экспансии смыслов. Как и большинство концептов, активно используемых политической теорией и разрабатываемых в рамках разных концепций, понятие идеологии подобно пальме, ствол которой образован основаниями опавших листьев: хотя далеко не все смыслы, которые он вобрал в себя за два с лишним столетия существования, сохранили свою актуальность, мы неосознанно продолжаем к ним апеллировать. Периодически воспроизводимый тезис о «конце идеологии» - это, в какой-то мере, симптоматическое выражение возникающих в связи с этим проблем.
Первая волна прогнозов о «конце идеологии» (1950-е) была связана с констатацией спада популярности революционных и радикальных доктрин в развитых индустриальных странах и утверждением, что старая «идеологическая политика» должна уступить место прагматическим подходам. Нетрудно убедиться, что авторы, выдвигавшие тезис о «конце идеологии» - Р.Арон, Д.Белл, С.Липсет, Э.Шилс и др., - исходили из специфической интерпретации данного понятия, связывая его исключительно с относительно унифицированными системами идей, критикующими наличный статус-кво. Вторая, значительно более скромная волна аналогичных прогнозов имела место в начале 1990-х и была связана с распадом социалистической системы и кажущимся исчезновением альтернатив либеральному проекту. Она имела определенный общественный резонанс, однако едва ли воспринималась всерьез учеными.
Иное дело – тезис об «исторической маргинализации идеологий», который высказывается рядом зарубежных и отечественных авторов на основании фундаментальных изменений, произошедших в нормативно-символической сфере современной политики (не имея возможности дать полную библиографию, сошлемся в качестве примера на З.Баумана (Bauman Z. In Search of Politics (Stanford, 1999)) и А.И.Соловьева (Соловьев А.И. Политическая идеология: логика исторической эволюции // Полис. 2001. № 2). Факторами этих изменений выступают нарастающая социальная фрагментация, трансформация публичного пространства, отход интеллектуалов от политики, развитие современных средств массовой коммуникации и, как следствие этого, постепенное вытеснение «читающей публики» обществом потребителей, некритически воспринимающих предлагаемые им «культурные продукты». Хотя о масштабах и «тотальности» этих явлений можно спорить, сам факт их наличия не вызывает сомнений. И в этой связи встает вопрос о правомерности применения концепта идеологии к анализу такого нормативно-символического пространства.
Позиция автора этих строк заключается в том, что и в новых условиях многие «листья» этой «пальмы» (см. рис. 1) остаются необходимыми для анализа политических процессов. Более того, понятию «идеология» нет альтернативы, и потому попытки отказаться от него под предлогом маргинализации некоторых из привычных «идеологических форм» несостоятельны. Однако существует серьезная потребность не только в критическом анализе основных смыслов, вошедших в данное понятие, но и в осознании значения возникающих между ними коннотаций.
Учитывая формат данного текста, остановимся лишь на одной из проблем, связанных с конкуренцией смыслов, обозначаемых словом идеология: относится ли оно к более или менее целостным системам идей и верований или указывает на определенные аспекты функционирования символических форм и, следовательно, обозначает более широкий круг явлений? Тезис о «маргинализации идеологий», по-видимому, связан с интерпретацией данного понятия в смысле «систем идей», выполняющих определенные политические функции ((1), (2)) и представлением о том, что в силу особенностей современного общества и преобладающих в нем форм политической коммуникации «идеи» все больше вытесняются «символами» и «образами», апеллирующими скорее к эмоциям, нежели к критическому разуму аудитории. Формы коммуникации, основанные на внедрении идеологии в смысле (2), оказываются маргинальными.
Однако означает ли это «маргинализацию идеологии»? В последние 10-15 лет появился целый пласт работ, предлагающих по-новому взглянуть на эвристические возможности данного понятия. Идеологии рассматриваются как социально обусловленные способы интерпретации реальности (6); при этом внимание исследователей фокусируется не на разработке и внедрении «систем идей», а на процессах производства, циркуляции и восприятия символических форм, важную роль в которых играют массовые коммуникации. Как показано в работах Дж.Томпсона, С.Холла, Т. ван Дейка, Г.Кресса, Дж.Балкина и др., вытеснение «идей» «образами» не означает «конца идеологии», ибо «потребление» «культурных продуктов» - процесс активный. Содержание текстов прочитывается и интерпретируется по-разному, и происходит это на основе своеобразных «операциональных систем» - разделяемых индивидами социально обусловленных представлений и способов мышления. Для описания этого феномена, по мнению вышеназванных авторов, лучше всего подходит понятие идеологии. Такой подход существенно расширяет сферу исследования, поскольку «средой обитания» идеологии оказываются не только специальные политические институты, но и повседневная жизнь. Фокус исследования смещается от традиционных приемов анализа текстов к герменевтике, дискурс-анализу и различным методам изучения содержания массовых коммуникаций. Таким образом, с точки зрения данной интерпретации, тезис о «маргинализации идеологии» не имеет под собой никаких оснований.
Однако не имеем ли мы здесь дело с другим понятием идеологии? А если так, то в какой мере может быть актуальным прежнее представление об идеологиях как о «системах идей»? На наш взгляд, хотя новые интерпретации идеологии значительно шире, они не отменяют старых. Более того, между первыми и вторыми существует несомненная связь. Как справедливо указывает М.Фриден, политическим идеям свойственно образовывать кластеры, поэтому анализ политического дискурса не может обойтись без структурного анализа циркулирующих в нем идейных сцепок. «Системы идей» не исчезли, однако изменившиеся социальные условия не могли не наложить отпечаток на способы их формирования и функционирования. Прежде всего, публичное производство и распространение идеологии сегодня уже не является исключительной монополией класса интеллектуалов – в этом процессе активно участвуют и другие производители «символических форм», прежде всего СМИ. Идеология выражается не только в традиционных политических текстах, она «везде», и потому для ее изучения необходимо использовать разные приемы анализа. Более «массовое» производство идеологии еще больше усилило обозначившийся с начала ХХ в. процесс размывания «великих идеологических традиций», гибридизации идеологий. Наряду с «полными» идеологиями, предлагающими целостное мировоззрение, все более широкое распространение получают «частичные» идеологии, которые уходят от широкой повестки дня и легко экспериментируют с различными комбинациями идей. Многие из сегодняшних идеологий не предлагают тотально новых проектов, их «утопии» - зачастую лишь коррективы к уже сложившемуся статус-кво, а не альтернативы ему. Однако конец эпохи «великих измов» не следует воспринимать как конец идеологии. Анализ циркулирующих идейных комплексов по-прежнему остается задачей актуальной, а поскольку новые «гибриды» активно используют элементы старых, более монументальных конструкций (которые, при ближайшем рассмотрении, оказываются отнюдь не монолитными), без изучения последних также не обойтись. Таким образом, наряду с новыми подходами к работе с концептом идеологии и новыми методами исследования нормативно-символического пространства политики, могут и должны использоваться и традиционные способы политико-философского анализа.