Предстоящие в декабре 2003 года выборы в Государственную Думу Федерального Собрания России задолго до официального начала избирательной кампании стали если не заглавной, то одной из самых актуальных тем федеральной и региональной политической жизни. В этом смысле Воронежская область не является исключением. В то же время региональные социально-политические процессы, так или иначе ориентированные на результат выборов, имеют как характерные для других субъектов федерации признаки, так и определенную специфику. Указанная специфика состоит в «протестной» окраске местной политики, причем можно говорить и о высоком уровне готовности населения к протесту, и о ее перманентной реализации в виде разнообразных массовых акций. Своего рода лидерство региона в проявлениях протеста в масштабе России находит свое признание не только в репортажах федеральных средств массовой информации, но и среди представителей научного политологического сообщества [напр., см. Ворожейкина 2002].
Высокий уровень социального протеста в Воронежской области традиционно связывается с жилищно-коммунальным кризисом. При этом, «тема ЖКХ» стала, скорее, главным поводом нарастания социального недовольства воронежцев из-за отсутствия у них других ресурсов, способных покрыть вынужденное повышение расходов на поддержание минимальных бытовых условий. Поэтому в числе других объективных предпосылок формирования протестных настроений наблюдатели отмечают низкий уровень среднедушевого дохода и неэффективность всей системы социального обеспечения. Например, по сведениям областного комитета статистики, распределение населения области по размеру среднедушевого денежного дохода в 2002 году показало, что доходы ниже среднего уровня (2552 рубля) имели 63 процента воронежцев [О социально-экономическом положении 2003]. Самой известной протестной акцией, получившей общероссийский резонанс, стал 30-тысячный митинг 11 апреля 2002 года против повышения тарифов на жилищно-коммунальные услуги. Несмотря на то, что за прошедший год акций подобной численности не было, их регулярность и частота позволяют говорить об устойчивом «протестном» фоне в Воронежской области. Собственно, именно в этом и проявляется вышеназванная готовность к социальному протесту, подтверждаемая социологическими исследованиями. Так, по данным социологических исследований в сентябре 2002 года около 75 процентов воронежцев считали, что вероятность массовых выступлений «велика» или «очень велика», а более 40 процентов были «готовы» или «скорее готовы» принять непосредственное участие в акциях протеста.* Естественно, на таком фоне социального недовольства доверие населения к местной власти выглядит менее внушительно: в марте 2003 года губернатор пользовался доверием 15% воронежцев, мэр областного центра - 12.
В этой связи предполагаемые участники выборов - региональные отделения партий или кандидаты в одномандатных округах - не могут не учитывать, с одной стороны, высокую «протестную заряженность» населения при выстраивании краткосрочных или долгосрочных выборных стратегий, нацеленных на достижение выгодного политического результата. Но им также необходимо, с другой стороны, соизмерять предпринимаемые шаги с возможной реакцией властных структур (губернатора и его команды прежде всего), политическая, а главное - административная поддержка которых является одним из факторов, оказывающих существенное влияние если не на результаты, то на организацию избирательных кампаний. Учитывая, что областная власть выступает в числе первых адресатов протеста, особую роль для участников выборов приобретает поиск такого формата избирательной кампании, который по возможности оптимально сочетал бы в себе использование «протестного» и «административного» ресурсов. Можно говорить, таким образом, что они вынуждены идентифицировать себя по определенной оси, один полюс которой образуют протестные настроения населения, другой - официальная позиция региональной власти.
Попытка распределить по данной оси воронежские отделения политических партий показывает, что занимаемое ими место зависит от довольно сложного переплетения таких факторов, как программные установки, ожидания «традиционного» электората, процедура образования, характер внутрипартийных связей, статус партийного лидера (лидеров) в элитной среде, а также особенности публичной политики в регионе.
К «протестному» полюсу тяготеет областная организация КПРФ. Безусловно, это не является специфической характеристикой именно воронежских коммунистов. Но в данном случае следует учитывать региональную общественно-политическую ситуацию, сложившуюся в результате последних губернаторских выборов в декабре 2000 года. Дело в том, что кандидат-коммунист (действовавший на тот момент глава области), набрав около 15 % голосов, уже в первом туре уступил своему сопернику, вокруг которого объединились практически все без исключения местные общественно-политические и финансово-промышленные силы, включая и некоторых известных представителей КПРФ. Последовавшие за губернаторскими выборы в областной законодательный орган (март 2001) дополнительно ослабили властное влияние воронежских коммунистов: они лишились имевшихся лидирующих постов (спикера, вице-спикеров, председателей нескольких комиссий), более того, из 45 новых законодателей только 1 депутат прочно идентифицируется населением как представитель КПРФ. Утрата административных рычагов одновременно лишила местных коммунистов влияния и на региональные средства массовой информации. В этой ситуации перед обкомом КПРФ встали несколько насущных задач: восстановления доверия к лидерам партии внутри организации, возвращение электоральной поддержки, получение доступа к СМИ.
Можно говорить, что именно активная игра на протестном поле позволила приблизить решение этих проблем. В условиях невнятной эффективности «либерального» курса новой администрации области жесткая оппозиция лидеров обкома по отношению к действующей региональной власти способствовала сохранению оргструктуры партии, организационному и идейному сплочению ее членов. Разветвленная, а самое главное – стабильно функционирующая сеть партийных ячеек позволила своевременно реагировать на протестные запросы населения и с короткой периодичностью проводить массовые акции, игнорировать которые были не в состоянии ни местные, ни федеральные СМИ. В результате сделанного акцента на протестной проблематике электоральное влияние КПРФ в Воронежской области приблизилось к общероссийским показателям. Так, если бы выборы в Государственную Думу состоялись в июле 2001 года, за коммунистов в Воронеже проголосовали бы только 14% населения (среднероссийский показатель достигал отметки в 23%). В марте 2002 электоральное доверие к КПРФ приблизилось к 18% (среднероссийское вновь 23). В марте 2003 воронежский и общефедеральный рейтинги коммунистов сравнялись на уровне тех же 23%.
Прямо противоположную в сравнении с КПРФ позицию в выборе между протестным и административным ресурсом занимает областное отделение «Единства и Отечества - Единой России». Собственно, ключевым фактором здесь выступает не столько имидж «партии власти», сколько реализация элитой «потребности сохранить властное влияние и противостоять на избирательном поле другим партиям, представляющим иные, отличные от властных элит сегменты социума» [Хенкин 1996]. Обладание административным ресурсом является одним из способов сохранения элитой своего влияния. Закономерно, что данный ресурс был в полной мере задействован в процедуре организационного становления местных «единороссов» (судя по сообщениям прессы, это характерно и для многих других субъектов федерации). Однако административная поддержка необходима местной «партии власти» как в период образования региональной организации, так и в процессе ее дальнейшего функционирования.
Изучение характера организационных связей внутри отделения «Единой России» показывает, что они имеют явные черты клиентелы, т.е. социальной – персональной или коллективной – зависимости, происходящей из-за неравномерного распределения ресурсов власти [Афанасьев 1994]. В районах области членами партии в «добровольно-принудительном» порядке стали сотрудники местных администраций, учреждений образования, здравоохранения и торговли. В областном центре отношения патрон-клиент послужили основой формирования городского отделения партии, председатель которого – крупный по местным меркам предприниматель – собрал на учредительную конференцию работников своих многочисленных фирм, включая персонал воронежского торгового центра «Россия», за что журналисты назвали возникшую организацию «партией универмага «Россия» [В Воронеже создается партия 2002]. Можно с большой долей уверенности предположить, что организационное единство и внутрипартийная дисциплина в клиентелистских структурах напрямую зависят от элитного статуса лидера, измеряемого уровнем влияния на принятие властных решений. Утрата такого статуса неизбежно скажется не только на имидже лидера как политика, но может повлиять и на его бизнес-эффективность (в регионе такой вариант вовсе не исключен), следовательно, будет существенно ослаблена клиентелистская зависимость внутри организации. Лидер, таким образом, вынужден постоянно быть в зоне административной поддержки, стараясь находить ее на все более высоких властных уровнях.
Разумеется, подобным образом организованная партийная структура не может выступать проводником имеющихся в регионе протестных настроений в целях мобилизации электората. Однако привлекательность такого ресурса вынуждает искать разнообразные политтехнологические приемы, чтобы население могло идентифицировать себя если не с партийной программой, то с «брендом» организации. В условиях обострившегося весной 2003 года энергетического кризиса в Воронежской области, повлекшего очередной всплеск социального недовольства и ставшего в регионе главной информационной темой, «единороссы» попытались включиться в протест. Но парадокс протестных выступлений «партии власти» против власти оказался слишком очевиден, что не осталось незамеченным ни населением, проигнорировавшим партийные усилия, ни общественностью, усомнившейся не только в целесообразности подобных акций, но и отметившей серьезные внутрипартийные противоречия по данному поводу [Орищенко 2003, Михайлова 2003]. Социологические исследования, отмечающие сохраняющийся высокий рейтинг «Единой России», в то же время показывают, что его региональная составляющая имеет устойчивую тенденцию к снижению. В июле 2001 года совокупный электорат еще не объединившихся «Единства» и «Отечества» составлял 32% (общероссийский – 28), в марте 2002 – 28 (27), в марте 2003 – 27 по обоим показателям.
Воронежские отделения других партий практически не предпринимают усилий, направленных на мобилизацию протестного электората. Более того, в сравнении с КПРФ и «Единой Россией» они не имеют в регионе разветвленных и активно действующих структур. Рейтинг наиболее известных партий (ЛДПР, СПС, «Яблока») колеблется на уровне пятипроцентного барьера и совпадает со средними российскими показателями. По характеру решаемых задач они приближаются к политтехнологическим структурам, обеспечивающим запросы своих федеральных лидеров. Отделения тех партий или политических движений, в процедуру организационного оформления которых также был вовлечен административный ресурс («Аграрное движение», «Промышленная партия», «Партия возрождения России») ** с рейтингом в 1-2% выглядят на электоральном поле «затерянными» среди прочих аутсайдеров («Народной партии», «Партии пенсионеров», «Экологической партии» и т.п.).
Таким образом, в условиях высокой протестной активности населения спецификой сегодняшнего партийно-политического поля в Воронежской области являются существенно разведенные друг от друга два полюса, которые занимают наиболее сильные организации – КПРФ и «Единая Россия». Между ними находится достаточно фрагментированная зона, состоящая из многочисленных отделений партий, занятых реализацией предвыборных интересов, не связанных необходимостью активно идентифицировать себя с протестом населения или серьезно рассчитывать на административную поддержку.
Видимо, будущее слабо структурированных отделений названных партий будет зависеть от произошедших в регионе изменений избирательного кодекса в связи с требованиями общефедерального законодательства. Законодательное закрепление за партиями права выдвигать список кандидатов на выборах в областной представительный орган, с одной стороны, предоставляет определенный шанс миноритарным для региона партийным организациям, имеющим однако ярких общефедеральных лидеров и необходимый финансовый ресурс (например, тому же СПС). При этом схема партстроительства может отвечать модели, предложенной Г.Холодковским: с помощью политтехнологов создается смысловой образ лидера с присущими ему качествами (например, решительностью, готовностью навести порядок), который затем «раскручивается» телевидением, а региональная власть предоставляет административный ресурс [Холодковский 2000]. С другой стороны, следует принять во внимание тезис о зависимости партийного структурирования от формата избирательных систем, а именно о временных интервалах и очередности выборов исполнительной и законодательной власти [Голосов 1998].
Выборная система в Воронежской области выстроена таким образом, что вначале избирается губернатор, затем, с интервалом в несколько месяцев, законодатели. Естественно, вновь избранный губернатор, находящийся на пике электоральной популярности, будет стремиться получить большинство в представительном органе, в том числе посредством избрания кандидатов из партийных списков, и направит на достижение этой цели имеющийся административный ресурс.*** Объективно, он не может быть распылен сразу среди нескольких партий-претендентов (это сделает его использование попросту неэффективным), а будет отдан одному-двум фаворитам. В этой связи можно ожидать обострения политической борьбы в регионе за места в списке «избранной» губернатором партии, а также дальнейшего закрепления на региональном уровне ситуации, «когда старые хозяйственники и новые коммерсанты получают властные полномочия для реализации частных и корпоративных интересов» [Пшизова 1998].
Представляется, что в обозримом будущем изменение институционального дизайна, скорее всего, лишит региональный партийно-политический спектр сегодняшней фрагментарности. Это позволит ведущим партиям расширить зону электорального влияния, увеличить представительство в областном законодательном органе, вывести, несмотря на усиливающуюся в региональной политике корпоратистскую тенденцию, обсуждение острых социальных проблем на уровень публичного диалога, минимизируя использование жестких форм социального протеста в своих интересах.

* Здесь и далее приводятся результаты исследований, публикуемые региональным Институтом общественного мнения «Квалитас» в ежемесячном бюллетене социологических сообщений по г. Воронежу.
** Так, кандидатура руководителя регионального отделения «Партии возрождения России» утверждалась губернатором. Администрация области не только создавала «Аграрное движение» в Воронеже, но и фактически руководит им - главой «АД» стал вице-губернатор по АПК И. Дубовской [Нечуговский 2002]. На учредительной конференции воронежского отделения Российской объединенной промышленной партии первый вице губернатор С.Наумов заявил следующее (буквально): «У нас много партий, но эта – особенная. Администрация области будет ее поддерживать» [Промышленная партия 2002].
*** Фактически, эта схема уже была апробирована на выборах областной Думы 1997 и 2001 годов. В первом случае губернатор-коммунист способствовал избранию по одномандатным округам как можно большего количества членов КПРФ или беспартийных сторонников. Во втором областной администрацией, чтобы получить поддержу законодателей, был создан прогубернаторский блок «Ответственный выбор», кандидаты от которого составили в совокупности квалифицированное большинство. Несмотря на то, что дисциплинированной фракции создать не удалось, решения наиболее важных вопросов губернатор проводит посредством формирования кратковременных альянсов депутатов, находящихся в клиентелистской зависимости от администрации.

Афанасьев А.И. 1996. Правящие элиты России. – МЭиМО, №3.
Ворожейкина Т.Е. 2002. Государство и общество в России: исчерпание государствоцентричной матрицы развития. – Полис, № 4.
В Воронеже создается «партия универмага «Россия». 2002. – Новая газета в Воронеже, 21.05.
Голосов Г.В. 1998. Форматы партийных систем в новых демократиях: институциональные факторы неустойчивости и фрагментации. – Полис, №1.
ИОМ «Квалитас». 2001. Ежемесячный бюллетень социологических сообщений по г. Воронежу. – №7; 2002. - №№ 3,9; 2003. - №3.
Михайлова Л. 2003. Кто исполняет партию? - Воронежский курьер, 12.04.
Нечуговский И. 2002. Воронежские аграрии присоединились к российскому движению. – Коммуна, 31.07.
Орищенко Д. 2003. «Единая Россия» осталась без дела. – Коммерсант-Черноземье, 10.04.
О социально-экономическом положении Воронежской области. 2003. – Коммуна, 08.02
Промышленная партия открыта для всех. 2002. - Молодой Коммунар, 18.06.
Пшизова С.Н. 1998. Какую партийную модель воспримет наше общество. – Полис, №4.
Хенкин С. 1996. «Партия власти»: российский вариант. – Pro et Сontra, № 1.
Холодковский К.Г. 2000. Парламентские выборы 1999 и партийное структурирование российского общества. – Полис, №2.