Распад СССР и банкротство советской идеологии обусловили поиск альтернативных концепций и идей, которые переоформили бы социальное пространство на иных принципах. Отсутствие гражданского общества и неспособность советского интернационального социума к самоорганизации вне рамок коммунистической доктрины привели к актуализации этноцентристских идей. В связи с этим происходила неизбежная ревитализация прежних, традиционных форм идентичности, а наиболее актуальной и осознанной манифестацией своей идентичности в постсоветском мире стала этничность.
Не исключением стала и Бурятия конца 80-х - начала 90-х г.г. прошлого века. В это время здесь наблюдалась достаточно четкая тенденция к структурированию общества на основе этнокультурного критерия. Этнические различия становились социально значимыми маркерами, с помощью которых в пространстве социального взаимодействия можно было опознать "своего" и "чужого". Каждая социокультурная группа пыталась преодолевать последствия общероссийского кризиса самостоятельно, - например, "Конгресс бурятского народа" основным приоритетом своей деятельности объявлял разработку "стратегии этнического выживания и развития бурятского этноса" [Егоров 1998: 57], - а действия этнических лидеров были направлены на попытки расширения доступа к социальным благам, в первую очередь, для членов своей группы. Добиться этого можно было приобщившись в той или иной форме к системе органов государственной власти, вот почему многие общественные организации, основанные на этническом принципе, стремились к тому, чтобы "играть гораздо более заметную роль в части законодательной, нормотворческой инициативы в республике…, а также в части постоянной общественной экспертизы проектов решений парламента, указов и постановлений исполнительной власти" [там же: 55]. Такая ситуация приводила к тому, что в общественном сознании легитимизировалось представление об этнической общности, как о главном субъекте политического процесса, что было зафиксировано даже в "Концепции государственной национальной политики Республики Бурятия". В этом документе одной из важнейших политических задач объявлялось "совершенствование механизма формирования законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти и местного самоуправления, который позволит этническим сообществам влиять на принятие решений, затрагивающих их интересы".
Это наследие этнонациональной ситуации начала 1990-х г.г. остается актуальным и сейчас. При проведении национальной политики согласно вышецитированному документу декларируется стремление содействовать "созданию в рамках действующих законов общественных организаций, способствующих... более полному участию национальных групп в общественно-политической жизни республики", в первую очередь учитывать запросы и интересы конкретных этнических групп. Успешное развитие республики в дальнейшем связывается с реализацией, в первую очередь, интересов этнических коллективов: "главная цель нашей деятельности, - говорится в докладе президента РБ Л.В. Потапова "О реализации Концепции государственной национальной политики РБ", - обеспечить условия для полноправного социального и национально-культурного развития всех проживающих на ее территории народов и этнических групп...".
Одновременно в официальном дискурсе обнаруживается тенденция к актуализации общегражданской идентичности, в структуре которой наиболее значимым становится осознание своей принадлежности к более широким общностям территориально-политического и цивилизационного характера. В риторике высших государственных чинов республики, в документах, касающихся национальной политики, можно обнаружить стремление актуализировать общероссийский и республиканский ("общебурятский") уровни идентичности. Оба уровня тесно взаимосвязаны и, если можно так выразиться, перетекают друг в друга. Иными словами, осознание себя гражданином Бурятии происходит через идентификацию с Российским государством и наоборот. При этом повышается актуальность общегражданских ценностей.
В той же "Концепции государственной национальной политики Республики Бурятия" декларируется, что национальная политика в республике строится, исходя из примата "равенства прав и свобод человека независимо от расы, национальности, языка, отношения к религии, принадлежности к социальным группам и объединениям". В докладе президента РБ Л.В. Потапова "О реализации Концепции государственной национальной политики РБ", прозвучавшем на втором съезде народов республики Бурятия, подчеркивалось: "важно формировать у граждан Бурятии чувство местного патриотизма, любви и преданности к малой родине". В нем же отмечалось, что, начиная с середины 1990-х г.г. в республике стала проявляться тенденция к "общенациональной консолидации бурятского и русского населения". Показательны слова председателя Народного Хурала РБ М.И. Семенова: "Нам, россиянам, выпала честь и ответственность реализовать свой исторический шанс, ответить на исторический вызов и сделать решительный шаг в сторону новой Бурятии - стабильной, уверенной в своем курсе, с растущим уровнем жизни народа".
В наиболее завершенном виде идея общероссийской и общебурятской идентичности была сформулирована в "Концепции государственной национальной политики Республики Бурятия". Одной из основных целей национальной политики в РБ провозглашалось "формирование и культивирование идей духовного сотрудничества населения Республики Бурятия, создание обстановки межнационального согласия, чувства любви к малой Родине - Бурятии, как основы общероссийского патриотизма; выдвижение в число первоочередных проблемы консолидации многонационального народа Бурятии, объединенного общей целью процветания родного края, защиты озера Байкал, создания экономически мощного потенциала республики, социального и национального мира".
Как видно, официальный идентификационный дискурс выстраивается так, чтобы способствовать культивированию двухуровневой модели гражданской идентичности, в контексте которой лояльность к своей республике бесконфликтно сосуществовала бы с лояльностью к России. Республиканская власть стремится, как минимум на вербальном уровне, к проведению такой политики, которая способствовала бы "формированию личности, открытой разным культурам, личности, которая осознает себя одновременно как гражданином Бурятии, так и человеком, живущим вместе с многочисленными народами на единой для всех земле".
Как отмечает А. Кисс, "…в условиях полиэтничных обществ, члены которых глубоко разделены в своих националистических привязанностях, нецелесообразно представлять себе решение проблемы путем преодоления национализма или замены националистической политики такой системой общегражданской демократической культуры, в которой национальные предпочтения и привязанности не играли бы никакой политической роли" [1994: 164]. Несомненно, что в полиэтничном обществе нецелесообразно и даже небезопасно игнорировать этот аспект, поскольку чисто гражданские демократические институты, не уделяющие внимания согласованию интересов этнических групп, сами могут сыграть дестабилизирующую роль.
В этом контексте национальная политика, проводимая в Бурятии, выглядит достаточно взвешенной: она направлена на то, чтобы создавать институты, "которые бы укрощали национализм, а разные формы национальных конфликтов - делали бы менее опасными или менее дестабилизирующими, то есть проводили бы политику согласования, а не политику антинационализма как таковую" [там же: 165]. Однако необходимо отметить, что идентификационный дискурс, формируемый официальной властью, содержит в себе потенциальную возможность актуализации именно этнической составляющей и ее педалирования в сферу политики. В связи с чем важнейшей представляется задача сохранения складывающегося баланса между идеями этничности и гражданства.