Не будет преувеличением сказать, что потенциальная роль социального партнерства в нашей стране не только недооценивается по достоинству, но и не известна большинству россиян. До сих пор ряд исследователей, к сожалению, трактует понятие «социальное партнерство» лишь в узком смысле (как сферу сотрудничества работодателей, работников и профсоюзов, что следовало бы называть трудомым партнерством), хотя в западной социологии и политологии уже давно ушли от этого. Тем не менее и в России многие пришли к пониманию социального партнерства как межсекторного взаимодействия (равноправного сотрудничества властного сектора, бизнеса и некоммерческого сектора общества), базирующегося на схожести стратегических целей государства и гражданского общества в решении социально значимых проблем, что и предполагает равноправное и конструктивное взаимодействие власти и общественности на пути укрепления гражданского общества. Естественно, если на то будет политическая воля и наличие, собственно, гражданского общества в подлинном его смысле.
Концепция социального партнерства строится на положении, согласно которому общественные объединения и другие НКО выступают естественным партнером государства в решении социально важных задач. Государство же, в свою очередь, передает часть своих функций в развитии социальной сферы и оказывает финансовую и иную поддержку третьему сектору, тем общественным объединениям, которые в открытом конкурсе доказали свою способность и заинтересованность реализовать конкретные социальные программы. Как показал опыт многих стран, при надлежащей организации такого взаимодействия это не только не потребует дополнительных финансовых ресурсов, но и может способствовать более рациональному использованию имеющихся средств. При этом координирующие задачи государства возрастают и усложняются. В то же время снятие многих вопросов и конфликтов еще на уровне обсуждения, принятия решений, например, при разработке законопроектов местного, регионального или общефедерального значения, способствует социальной и политической стабильности в стране. Конструктивный диалог всех заинтересованных сторон всегда будет полезен. К тому же он всегда востребован там, где наличествует социальное государство и где понимают значение третьего сектора.
Отметим, что во многих странах мира до 3/4 всей социальной, реабилитационной и иной работы с населением выполняет именно третий сектор, получающий финансирование из бюджета на конкурсной основе. Именно в нем получила развитие добровольческая деятельность, почему его иногда называют добровольческим. Ныне в отечественных НКО работают свыше 3 млн. добровольцев. По данным на 1998 г. адресатами помощи НКО стали свыше 30 млн. человек. Помимо привлечения такого важного ресурса, как добровольный труд, НКО благодаря объединению усилий волонтеров вовлекают людей в общественную жизнь, сплачивают их вокруг социально важных задач, формируют социальную ответственность. Надо сказать, волонтерский труд играет все возрастающую роль во всем мире. Его весомый социальный и экономический вклад в развитие стран был подтвержден в ходе исследования П.Саломоном и Х.Анхайером некоммерческого сектора 22 стран, отмечавших, что в настоящее время в мире происходит «глобальная общественная революция», заключающаяся во «взрыве» организованной частной волонтерской деятельности, связанной в свою очередь с ростом самоопределения личности в современном обществе, в эпоху информационной революции и кризиса государства. В среднем 28% населения указанных 22 стран жертвуют свое время на работу в третьем секторе, что эквивалентно дополнительным 10,6 млн. рабочих мест, доводя тем самым общее число занятых в некоммерческом секторе до 29,6 млн. человек.
Известно, что значительную долю третьего сектора составляют НКО, где объединились люди, которых непосредственно коснулась беда. Таких НКО по стране уже довольно много, что в некоторой степени говорит о масштабах социальных проблем, наличии «социального заказа» на такие организации. Хотя о работе большинства из них окружающие люди даже не подозревают, да и информации о них мало в наших СМИ, что, в свою очередь, затрудняет развитие того же третьего сектора. В то же время результаты деятельности третьего сектора уже ощутимы: именно по инициативе НКО возникли, например, так называемые семейные детские дома, доказавшие свою экономическую, социализирующую и иную целесообразность, были разработаны ряд законопроектов.
По данным официальной статистики, на начало 2000 г. общее количество некоммерческих организаций всех организационно-правовых форм составило, не считая неформальных общественных групп и объединений, почти 485 тыс., хотя процесс институционального формирования российского третьего сектора еще далек от завершения. По результатам исследования, проведенного в 1999 г. Центром развития демократии и прав человека в 28 субъектах РФ, у нас реально и активно действуют порядка 44 тыс. некоммерческих негосударственных организаций, занимающихся решением социальных проблем общества. В одной только столице насчитывается примерно 15 тыс. общественных НКО. И это не так уж мало, если учесть непростые условия, в каких идет данная институциализация, а также то, что ее интенсивный этап начался лишь с конца 1980-х гг. Вместе с тем их, конечно, мало по сравнению с развитыми странами мира, где они уже давно занимают прочные позиции: в США насчитывается приблизительно 1,6 млн. НКО, а в Восточной Германии после объединения в единое государство в 1990 г. было основано от 80 до 100 тыс. объединений. И безусловно, их мало, если принять во внимание незначительный удельный вес НКО в российском социуме. Причем не стоит забывать, что больших устоявшихся организаций, накопивших на протяжении ряда лет немалый опыт работы в социальной сфере, с постоянным штатом не менее 5-10 человек, куда как меньше. Вряд ли у нас таких НКО, ставших уже ресурсными центрами, насчитается больше 2-3 тыс., но и это уже немало в нынешних условиях.
В целом небольшое количество организаций третьего сектора в России связано, помимо других факторов, и со слабостью многих НКО, их относительной малочисленностью: многие организации существуют на уровне инициативных групп, в среднем по 10-15 человек, но не стоит сбрасывать со счетов, что помимо штатных сотрудников (коих в основном не более 2-3 человек, но во многих НКО их вовсе нет) есть добровольцы, многие из которых работают как на постоянной, так и на временной основе, что затрудняет определить численность организаций. Кроме того, наши НКО страдают от разрозненности, отсутствия налаженной инфраструктуры и устойчивого финансирования, текучести кадров, слабой информированности, а зачастую и от жесткой привязанности к зарубежным грантам. Это в конечном итоге ведет к тому, что далеко не все организации выживают, не говоря о том, что лишь небольшая часть из зарегистрированных активно работает и развивается. Тем не менее последние выступают своего рода локомотивами третьего сектора.
И все же российский третий сектор, несмотря на свою молодость и слабость, к концу 1990-х гг. обеспечил рабочие места для 2 млн. человек. Кроме того, не менее 20 тыс. НКО, осуществляющих финансовую деятельность, прибыль от которой направляется на уставные цели организаций (отчего они и являются недоходными), исправно платят налоги. Причем эти организации оказывают такие важные социальные услуги, как обучение, консультативная, благотворительная, медико-социальная, психологическая и иная помощь, организация образовательных и досуговых программ, срочная адресная поддержка. Как видно уже отсюда, НКО пытается решать те задачи, с которыми зачастую не справляются государственные структуры. Люди учатся самостоятельно решать свои проблемы: но результат во многом зависит от уровня согласованности действий, взаимодействия общественных секторов. Кроме того, нельзя не упомянуть о высокой эффективности работы многих НКО, о том, что неправительственная некоммерческая организация с двумя-тремя штатными сотрудниками и небольшим числом добровольцев-энтузиастов может решать большие и важные задачи: конкретных примеров тому немало (например, Центр по правам человека г.Таганрога и др.). Эти первые успехи отечественного третьего сектора вряд ли смогут переломить опасную тенденцию утверждения у нас «управляемой» демократии, но они позволяют надеяться на начало переосмысления россиянами своей роли в жизни общества и государства, ныне успешно пытающегося не замечать третий сектор, да и нужды своих граждан.
И все же власть не может быть эффективной без знания самых насущных социальных проблем и без поддержки самих граждан (вопрос только в том, желает ли власть быть эффективной). Принципиальная способность третьего сектора самостоятельно решать проблемы, относившиеся ранее исключительно к сфере деятельности государства, возможность сотрудничества НКО с госструктурами для решения этих вопросов ставят на повестку дня проблему распределения конкретных зон ответственности между общественными формированиями и государством, налаживания равноправного диалога и сотрудничества. В связи с этим немалую роль играет известный принцип субсидиарности, определяющий критерии для указанного распределения таких зон. Так, в условиях демократии гражданское общество, основываясь на важнейшие приоритеты общественного развития, берет на себя решение отдельных социально значимых проблем, в то время как государство призвано решать лишь те задачи, которые институты гражданского общества не в состоянии решить, те вопросы, которые требуют централизованного управления сверху, собственно, те проблемы, ради которых и создается государство (например, энергоснабжение территорий, связь, обеспечение безопасности и т.д.). Другими словами, принцип субсидиарности предполагает возможность вмешательства государства лишь тогда, когда это неизбежно и целесообразно. В любом случае у государства и гражданского общества в условиях демократии имеются сходные задачи, направленные на политическую и социальную стабильность.